«Нет, вряд ли, – подумал Щукин. – Большим умом бородач Миша, судя по его картинам и разговорам, не отличается, а чтобы придумать то, что он мне сейчас рассказывает, нужны недюжинные творческие способности».
– Студент когда-то был медиком, – начал рассказывать Миша, – хирургом. Работал в районной поликлиннике. И как-то раз пришлось ему резать… в смысле оперировать одну женщину – рак у нее был. Так вот он в нее влюбился. Ну… как он мне объяснял, не в нее влюбился, а в ее тело. Вроде бы – фигура у нее совершенная. Ну, чокнутый он, – бородач Миша покрутил пальцем у виска, – не понимает, что у женщины главное не сиськи и жопа, а голова. То есть характер и ум, – сформулировал Миша.
– А женщина была замужем, – скучным голосом продолжил Щукин.
– Откуда вы знаете? – удивился Миша.
– А что тут знать, – сказал Николай, – обычная история. Неразделенная любовь. Чувства ищут выход и находят его в творчестве.
– Ага, – подтвердил Миша, – точно. Все вы, Степан Аркадьевич, правильно говорите. Давайте с вами по этом поводу выпьем…
Они выпили. Щукин заметил вдруг, что Миша прилично окосел.
«Надо бы вытянуть из него как можно больше информации, пока он окончательно не опьянел, – подумал Николай. – Нажрется, потом раскручивай его на разговоры…»
Он и сам начал уже ощущать, что окружающий мир стал понемногу расплываться. Очертания его теряли угловатость и резкость, приобретая привычную благость…
А может быть, это казалось ему оттого, что в забегаловке было сильно накурено.
– Так вот, – выпив, продолжал Миша, – Студент как-то говорил, что тело той женщины было поразительно похоже на тело этой… с которой в древности вылепили ту самую статую.
– Так-так, – сказал Щукин, – как же эта история любви развивалась дальше?
– Ну, когда женщина выписалась, она Студента этого и звать как забыла. А он к ней приходил, звонил и… короче, преследовал ее. Потом Студента поперли из больницы, где он работал…
Миша налил себе еще стакан и выпил. Потом посмотрел на остатки портвейна в бутылке и опрокинул ее над распахнутой пастью.
– Все равно там на два стакана не хватило бы, – пояснил он.
– А муж? – спросил Николай.
– Какой муж? – удивился Миша.
– Муж той женщины, в которую влюбился Студент.
– А-а… – Миша сосредоточенно откупоривал вторую бутылку портвейна, – муж… Муж у нее был крутой. Не в смысле – «новый русский», а это… Известный в городе человек. Журналист. Звали его… Дай бог памяти… Не помню… Но знаю. Я даже статьи его в газетах видел, – похвастался Миша, – только в последнее время что-то не встречалась мне его фамилия. Так вот, этот журналист такое замутил, когда узнал, что Студент за его женой ухлестывает, что Студента тут же посадили. Что там у них конкретно случилось, я не знаю, Студент мне об этом не очень-то рассказывал. Так… в общих чертах.
– Ладно, – сказал Щукин, – с этим понятно. А вот эта жена журналиста… Она что – тоже Студента любила? Отвечала, так сказать, взаимностью?
Бородач Миша выпил еще стакан портвейна и надолго задумался.
– Не знаю, – признался он, – Студент говорил, что любила… Только я в этом что-то очень сомневаюсь.
– Почему?
– Ну как это – почему? – пожал плечами Миша. – Студент же шизанутый. Мрачный, ни с кем никогда не поговорит… Только иногда найдет на него – как начнет что-нибудь бормотать, страшно становится. А про себя – так вообще молчал, как рыба, мы с ним только раз или два на эту тему говорили…
Щукин через силу выпил стакан портвейна. Миша отложил стакан в сторону и приложился прямо к бутылке.
– Тара мелковата, – сказал он, ткнув пальцем в стакан.
Он еще раз глотнул из бутылки, утерся рукавом своего кожаного плаща. Посмотрел на Щукина, будто ожидая от него новых вопросов.
– Вы говорили, Миша, что продавали ему материалы для его скульптур, – напомнил Щукин.
– Ну да, – ответил бородач Миша, – продавал.
– А чем же Студент с вами расплачивался? – спросил Щукин. – Его же, как я из вашего рассказа понял, из клиники уволили.
– А вот этого я вам не скажу, – серьезно проговорил Миша, – потому что не знаю. Бабки у него были, это точно. И не такие уж маленькие. А вот где он их брал – хрен его знает.
Миша опорожнил очередную бутылку и, не глядя, швырнул ее под столик. Надолго задумался.
– Впрочем, – произнес он, – я догадываюсь, откуда у него деньги были…
Бородач Миша почему-то оглянулся по сторонам и продолжал:
– Я заметил, что в последние дни – до того, как он пропал, – он стал якшаться с какими-то бандитами. Какие он дела крутил и что у него с ними общего – я не знаю. Но наличие у него денег я могу объяснить только так. Других доходов у Студента точно не было.
– Может быть, это те уголовники, с которыми он познакомился, когда сидел? – предположил Щукин. – А как вышел, начал с ними крутить какие-то дела…
Миша пожал плечами. Он высосал еще одну бутылку и опустил ее под столик. Щукин допил наконец-то свой стакан и налил себе еще мерзкого портвейна.
Миша с хрустом свинтил голову очередной бутылке.
Щукин задумался. Ничего нового вытянуть из этого придурка художника не удалось. Разве только…
– Интересно, – проговорил Щукин, не глядя на Мишу, – а как Студент связывался с этими преступниками?
– А ничего интересного, – икнув, проговорил Миша. – У них было какое-то особое место для встреч. За городом. Алтынная гора.
– Да? – недоверчиво переспросил Николай. – И он вот так просто сказал вам о месте встреч?
– Ничего он мне не говорил, – Миша снова икнул. – Просто я как-то принес материал, а у Студента денег не было. Я зашел через день… немного выпил тогда и не дошел до него. Уснул в подъезде. Просыпаюсь – и слышу, как Студент с кем-то по телефону разговаривает, по сотовому. Видно, у него кто-то был, вот он и вышел из квартиры, чтобы его не подслушивали.
– Уже лучше, – задумчиво проговорил Щукин. – Хоть что-то.
– А?
– Нет-нет, ничего.
Миша снова оглушительно икнул.
– С-слушай… Слушайте, Степан Арк… Аркадьевич, – обратился он к Щукину.
– Да?
– А д-давайте споем? – вдруг предложил он.
«Ого-го. Когда он успел так нажраться? – досадливо подумал Щукин. – Впрочем, неудивительно. При его темпах потребления алкогольных напитков…»
– Что петь будем? – хмуро осведомился Щукин.
– А вот что… На Му-уромской доро-оге, – загорланил во весь голос Миша, – стоя-али две со-осны-ы-ы-ы!.. – Голос его вдруг из тонкого превратился в низкий – следствие опьянения, наверное.
