– Люди, – сердито ответил Щукин, – те люди, которым я привык доверять.
– Над вами подшутили, – отсмеявшись, сообщил бородач, – над вами точно подшутили. Студент – он… Нет, это долгий разговор.
– Как это долгий разговор? – продолжал сердиться Николай. – Я приехал из Москвы специально для того, чтобы найти Студента, а вы…
Бородач снова расхохотался.
– У вас есть несколько минут свободных? – спросил Щукин, когда бородатый художник наконец заткнулся.
– Есть, – сказал тот, – а что?
– Может быть, мы немного того… – проговорил Щукин, – попьем пива, а вы…
– Согласен! – выпалил бородач прежде, чем он успел договорить.
– А вы мне расскажете про Студента, – закончил Щукин. – Зря я, что ли, ехал из Москвы…
– Расскажу, – широко улыбнулся бородач. – Кстати, вас как зовут?
– Степан Аркадьевич, – степенно проговорил Щукин, – а вас?
– А меня – Миша, – представился бородач. – Михаил Михайлович вообще-то, но можно просто Миша.
Щукин кивнул. Называть себя просто Степой не разрешил. Все же он столичный художник.
Миша оставил свою картину на попечение какого-то маленького мужичка с лицом, сплошь усеянным крупными бородавками, и уверенной походкой направился куда-то напрямик через площадь.
* * *
Они зашли в какую-то забегаловку недалеко от парка Победы, в центре которого располагался памятник Пушкину, где местные художники выставляли на продажу свои произведения.
Бородач Миша, почтительно приняв от Щукина деньги, побежал за выпивкой. Очень скоро он вернулся, сжимая под мышками четыре бутылки пива. В руках бородач Миша нес два нечистых граненых стакана. Выгрузив пиво на столик, он немедленно закурил.
Первую бутылку распили в молчании. Щукин огляделся по сторонам. Забегаловка помещалась в подвале, света было мало, вокруг них клубились в облаках табачного дыма дурно одетые субъекты. Короче говоря – нормальная забегаловка, Щукин в подобных заведениях чувствовал себя уютно.
Миша откупорил вторую бутылку. Разлил пиво по стаканам.
– Так откуда вы, Миша, знаете Студента? – начал Щукин разговор.
– Я ему доставал материалы для его… произведений, – ответил Миша.
Слово «произведений» он выговорил, придав ему явный иронический оттенок.
– Что представляют из себя его скульптуры? – спросил Николай.
Миша хохотнул.
– А ничего не представляют, – сказал он, – он все время лепил одно и то же.
– Что же? – поинтересовался Щукин.
– А эту, как ее… – бородач Миша скривился от умственного напряжения, – ну… античную статую. Знаешь, такую – без рук, без ног, без головы…
Щукин кивнул. Старуха, ныне живущая в квартире Студента, сказала ему, что в ее комнатах осталось много таких скульптур. Да и Шнейдер тоже милую историю рассказал.
– Странно, – проговорил Щукин, – одни только копии античной статуи? И ничего больше?
– Точно, – подтвердил Миша. – И что самое интересное – одна скульптура ничем не отличается от другой. Разве что – материалом, из которого сделана. Я продавал Студенту глину, гипс… Даже мрамор. Он из мрамора пытался что-то выточить…
– Получилось? – механически спросил Щукин, думая о другом.
– Ага, – Миша вылил себе в глотку содержимое своего стакана, – получилось. Абсолютно то же самое, что и до этого… Никакой Студент не скульптор, – продолжал Миша, снова разливая пиво, – довел процесс творения одной и той же скульптуры до автоматизма, и все. Так всякий может… Настоящий художник – это… – тут Миша задумался и скосил глаза на свой кожаный плащ.
«Что же это получается? – рассеянно думал Щукин. – Что за человек этот Василий Кортнев?.. То бишь Студент. ФСБ найти его не может, Петины бандиты-отморозки его преследуют неизвестно за что… Скульптуры, давняя темная история с воровством лекарств из больницы, отсидка Студента… Мертвый урка с переломанной шеей на дне лесной ямы… Не нравится мне этот человек, но… Другого нет. Никого, кроме него, я из сходняка не знаю. А мнение, которое в сходняке сложилось относительно моей персоны, мне все же знать надо. Без этого нельзя оценить ситуацию: Рустам слов на ветер не бросает. Кажется мне, что он уже начал свою игру».
– Послушайте, Миша, – задумчиво проговорил Щукин, – мне тут в голову мысль пришла…
– Да? – осведомился Миша, отрываясь от бутылки с пивом. – Какая?
– Этот Студент вообще – нормальный человек?
Миша, плеснув на столик пиво изо рта, снова захохотал – так, что на него оглянулись притулившиеся рядом убогие посетители забегаловки.
– Вы, Степан Аркадьевич, меня извините, – отхохотавшись, проговорил он, – но как человек, сделавший добрую сотню копий с античной статуи – не на продажу, а просто так, для себя, – может быть нормальным? Он ведь последние месяцы только тем и занимался, что эти скульптуры лепил. До того, как…
– До того, как что?..
– До того, как исчез, – продолжал бородач Миша. – Я его месяц назад видел, а потом он исчез. Заходил я к нему раз пять, наверное, материал приносил, который он заказывал, а его не было…
– Странно, – качнул Щукин головой, не зная, что еще сказать.
– Ничего не странно, – отозвался Миша, – он постоянно так исчезал. Как-то давно, я помню, исчез – и только через полгода я узнал, что его посадили…
– Поня-атно, – протянул Щукин, хотя ему ничего не было понятно.
Миша опустошил третью бутылку пива и вдруг подмигнул.
– Знаете, почему он на этих скульптурах сдвинулся? – спросил он.
– Нет, – ответил Николай, – почему?
– Долгая история, – снова сказал Миша и опять подмигнул.
Потом внимательно посмотрел на Щукина и еще раз подмигнул.
– А-а! – наконец, догадался Николай и достал из кармана купюру. – Вот держи.
– Момент! – осклабился бородач Миша и ринулся в очередь у стойки бара, расталкивая своим обтянутым спортивной курткой брюхом столпившихся людей.
Вернулся он через минуту. Выставил на стол бутылки самого дешевого портвейна, которого на щукинские деньги он купил прямо-таки невероятное количество.
– Теперь можно и поговорить, – удовлетворенно произнес он, гордо оглядывая бутылки. – Сейчас, только откупорю одну…
Он разлил по стаканам портвейн. Щукин пригубил немного – гадость страшная, но пить можно, особенно сейчас, когда от выпитого пива по телу растеклась приятная истома. В таком состоянии что угодно пить можно. Похмелье, как говорится, штука тонкая.
Миша уже осушил свой стакан, не дожидаясь Николая.
А у Щукина вдруг мелькнула мысль – не врет ли он? То есть не выдумывает ли, единственно для того, чтобы собеседника развлечь и выманить тем самым немного денег на выпивку?
