* * *
Они доплыли. Все. На последних метрах захлебывающегося Хохлова «взяли на буксир» изрядно подуставшие товарищи, и пацаны финишировали вместе, ни разу не прибегнув к помощи парней в лодках. Это видели все, кто жадно смотрел в бинокли и на той стороне реки, на острове, и тем более на этой.
Измотанные подростки по очереди обессиленно вползали на почерневший от воды склизкий деревянный мосток и так же поочередно презрительно махали тем, кто остался на острове.
«И что мне с таким соперником делать?» – покачал головой отец Василий. Ответа не было.
* * *
Отец Василий дождался Бугрова, но ему даже не пришлось к нему подходить – Виктор Сергеевич нашел его сам.
– Вы были правы, батюшка, – сказал бедный мужик. – Этот Бачурин конкретно оборзел, пора на место ставить.
Священник молча кивнул. Он видел, что Бугрова зацепило за живое, а значит, он не остановится. И значит, можно ничего более не говорить. Они стояли и смотрели, как Бачины воспитанники, удовлетворенно перешучиваясь, надевают подвезенную на скоростной моторке одежду и забираются в подогнанные к самому причалу импортные микроавтобусы. Как одобрительно хлопают их по спинам старшие товарищи. И если священник и Бугров не чесали в затылках, то лишь потому, что боялись хоть в чем-нибудь выглядеть проигравшими. Да только так оно и было.
– Я к вам вечером зайду, – решительно тряхнул головой Бугров и отправился к дожидающейся его неподалеку снятой с соревнований и выглядящей очень несчастной команде.
– Буду ждать, Виктор Сергеевич, – тихо пробормотал вслед священник.
* * *
Бугров подошел прямо в храм, к концу вечерней службы. Он терпеливо дождался, когда отец Василий завершит все свои дела, и лишь когда священник дал последние напутствия прихожанкам и направился в здание бухгалтерии, нагнал его.
– Что делать будем, батюшка?
Священник с ответом не спешил. Теперь, когда Бугров пришел к нему сам, можно было и отвоевать некоторые позиции.
– Прежде всего, – открывая дверь бухгалтерии своим ключом, начал он, – если вы всерьез настроены со мной сотрудничать, перестаньте пугать пацанов своими россказнями о всемирном заговоре против несчастной России.
– Но это же правда, – растерялся Бугров.
– Вы верующий человек? – повернулся к нему священник.
– А то вы не знаете?! – обиделся Бугров.
– Тогда отдайте кесарево кесарю, и пусть всякими заговорами занимаются те, кого господь наставил этим заниматься.
– Спецслужбы, что ли? – растерялся Бугров.
– Именно так.
Бугров поежился. Он не любил контрразведчиков – были на то основания. Не всех, конечно, с местной ФСБ он сотрудничал давно и плодотворно, но вот армейские особисты выпили в свое время у Виктора Сергеевича столько его честной офицерской крови, что хватило бы на несколько армейских госпиталей.
Порой отец Василий даже думал, что если бы тогда, в далеком афганском прошлом, сразу после острого приступа душевного расстройства пехотный капитан Бугров попал бы к врачам, а не в контрразведку, половины его сегодняшних проблем не было бы и в помине. Но Виктор Сергеевич попал именно к особистам, и те, само собой, использовали это обстоятельство на полную катушку, с пристрастием выискивая в неадекватных действиях глубоко больного человека предательство интересов Советской Родины.
– Ладно, – махнул рукой Бугров. – Договорились.
– Тогда приступим, – пропустил его вперед отец Василий.
* * *
Многое встало на свои места достаточно быстро. Оба сошлись на том, что выпускать пацанву из-под контроля нельзя ни в коем случае. Особенно в столь острый и переломный момент. Оба признали, что ни школа, ни семья контролировать детей не в состоянии – были бы в состоянии, не дошло б до такого беспредела. И оба видели: в ситуации тотальной невостребованности мальчишки охотно встанут под любые знамена, лишь бы на этих знаменах начертали их имена. Или хотя бы пообещали начертать. В этом смысле Бача объявился на удивление вовремя.
Они не знали ни стратегических целей, ни тактических планов этого странного коммерсанта, но понимали: увяз коготок – всей птичке пропасть, и вытащить однажды попавших под его влияние пацанов обратно вскоре будет почти невозможно. Что бы он в дальнейшем ни замышлял. Все слишком далеко зашло.
– Значит, так, – размашисто чертил принципиальную схему Бугров. – Как бы независимо одну от другой, создаем две команды: одну под вашим руководством, вторую – под моим.
– Принято, – кивал священник.
– На фоне этих двух жестко конкурирующих группировок влияние Бачи так сильно сказываться не будет.
– Согласен, – разводил руками отец Василий.
Честно говоря, термин «группировка» ему не нравился, но он понимал: чем ближе к этому понятию будет команда, тем сильнее можно ее оторвать от растлевающего влияния остальной части мира.
– Вы обучаете детишек боевому самбо и делаете упор на православие, а я даю армейский курс «рукопашки» и обучаю основам выживания. Соревнования каждые две недели.
– Не слишком ли часто?
– Зато Бачина команда на этом фоне стушуется. Просто забудут про нее.
Отец Василий вздыхал, крыть было нечем.
– Я пробиваю в воинской части камуфляжку и тельники, – записывал дальше Бугров. – А вы наезжаете на мэра – пусть финансирует для наших поездку на Урал. Организуем спуск на плотах. Там, конечно, команды придется временно объединить, но это не страшно; вернемся, снова разделим...
Священник почти беспрерывно кивал и думал. На бумаге Виктор Сергеевич выстроил все почти идеально. И займись они этим пару месяцев назад, Бача так и остался бы где-то на задворках местной истории. Но Бача уже достиг определенного статуса, можно даже сказать, авторитета, и отец Василий вовсе не был так уж уверен, что его удастся сколько-нибудь основательно подвинуть. Впрочем, и выбора у них не было.
* * *
Они проспорили до двух часов ночи, и, что касается тактики, вопросов не возникало. Оба понимали ценность тех или иных действий и ходов. Но вот насчет стратегии их мнения расходились весьма основательно. Потому что, насколько отец Василий желал пацанам мирного сосуществования со всем окружением, внутренней целостности и, как бы поточнее это выразить, «православности», что ли, настолько Виктор Сергеевич мечтал вырастить из них настоящих бойцов: и телом, и духом. Способных сражаться и в Чечне, и в Финляндии; неважно, с «морскими котиками» или «братьями мусульманами»; хоть в парках Вашингтона, хоть на улицах Москвы.
Оба принимали тот исторический факт, что православие и патриотизм неотделимы друг от друга, как нож от ножен или, как говорил в таких случаях желчный главврач Костя, как хомут от шеи. Но, будучи людьми неглупыми и достаточно дальновидными, и Бугров, и священник прекрасно понимали: то, что будет поставлено во главу угла, и предопределит конкретный характер каждой дальнейшей акции.
