– Я ведь только теперь понял, что меня к нему притягивало, – с горечью признал костолицый. – Мы оба изгои… Общая судьба. Но тогда я все воспринимал иначе, – он усмехнулся. – Я ведь одно время думал, что мы почти партнеры, раз уж он со мной так возится, что я ему нужен… Вот дурак!
Хозяин обучил костолицего многому: управлять людьми одним правильно выбранным жестом, выстраивать свою речь в строгом соответствии с тем, для кого она предназначена, быстро перестраивать всю работу организма и выдерживать практически любые перегрузки. На такое Борю Ефимова даже в училище не натаскивали… И только одному Бориса никто не мог научить, даже Хозяин: верить в бога и любить людей.
Но теперь его словно пробило! Он рассказывал эпизод за эпизодом своей жизни, и священник видел: этот человек искренне раскаивается в каждом своем грехе, во всем том безумии, что творил, потакая своей неуемной гордыне…
– Я ведь и вправду его ограбил…
– Хозяина? – наклонил голову священник.
– Ну да. Помнишь, как мы в лесу встретились? Я еще наблюдал за ними в бинокль…
Отец Василий кивнул.
– Ну и выследил. Взял все, что там было, все усть-кудеярские денежки, да и припрятал.
Священник сокрушенно покачал головой. Он помнил, сколько горя принесла устькудеярцам эта грандиозная афера, но тут грех громоздился на грех – вор у вора дубинку украл…
– Ты думаешь, чего они за тобой начали охотиться? Только потому что со мной видели? – спросил костолицый. – Да хрен там! И жену твою украли не поэтому…
Священник похолодел.
– Они знали, что денежки у тебя лежат, вот и суетились как ненормальные…
– Как у меня?! – выдохнул священник, чувствуя, как пошел гулять мороз по его коже.
– Конечно, у тебя, – печально подтвердил костолицый. – Я их тебе подсунул – самое надежное место.
Кровь бросилась отцу Василию в лицо. Кулаки начали судорожно сжиматься, а в голове понеслись яростные, кровопускательные мысли… Эта гэбэшная сука смела рисковать его Олюшкой!
– Они и сейчас у тебя лежат… – продолжил костолицый.
Священник привстал и грозно надвинулся на исповедуемого. Что-то пикнуло, и костолицый вздохнул и посмотрел на свои часы.
– Двенадцатое марта… – механически сказал он. – Ноль-ноль часов, ноль-ноль минут, ноль восемь секунд.
«Прощеное воскресенье…» – механически отметил священник и почувствовал, как трясутся его ноги от только что пережитого потрясения. Только что наступил последний день Масленицы, и теперь по старинной православной традиции следовало прощать друзей и недругов и в подтверждение этого троекратно целоваться.
– П-прости м-меня, Боря, – заплетающимся языком попросил он. – Грешен я против тебя. Чуть не порешил… мерзавца!
– И ты меня прости, батюшка, – серьезно сказал Борис и вышел из машины.
Они крепко обнялись и троекратно поцеловались.
* * *
Отец Василий проспал немного – часа полтора – и проснулся от холода. Он сладко потянулся и повернулся.
– Как ты?
– Если честно, как только на свет народился, – немного удивленно откликнулся с заднего сиденья Борис.
– То-то же, – удовлетворенно хмыкнул в бороду священник. Он уже знал эту великую целительную силу исповеди. – Что, поехали?
– Давай, – согласился «новорожденный». – Все, как договорились?
– Разумеется.
Оба понимали, что в области сейчас Борису находиться не след: найдут и выпотрошат – есть кому. И поэтому отец Василий решил до утра вывезти Борьку за пределы губернаторской власти. А там – бог поможет.
Священник соединил проводки, завел свою грязную, побитую машину, немного погонял на холостых и аккуратно тронулся. Он понимал, что надо привлекать как можно меньше внимания, и поэтому даже и не собирался выезжать на трассу – по крайней мере, в этих краях. Мерно ворковал натруженный двигатель, убегала под колеса подмороженная мартовская земля, а позади – километр за километром – оставались бескрайние совхозные поля.
– Что делать думаешь? – прервал тишину священник.
– Я много чего умею. Посмотрим. Да и не в этом ведь дело; какая разница, чем заниматься… главное, что у тебя внутри.
Священник удовлетворенно закивал. Боря все понял правильно.
Так, переговариваясь, смеясь, кидая реплики и замечания, они часа через четыре добрались аж до Октябрьского совхоза, и вот здесь грунтовка оказалась абсолютно непроезжей. Были в этом виноваты капризы климата или особенности здешних черноземов, неизвестно…
– Выезжаем на трассу, – предупредил священник, сразу став серьезным, и вскоре впервые за несколько последних часов колеса его многострадальной машины почуяли асфальт.
Ехать по нормальному шоссе было наслаждением. Отцу Василию стало настолько спокойно и хорошо, что он даже принялся насвистывать какой-то полузабытый армейский марш. Мерно покачивалась машина, бежали мимо перелески, и Борис принялся подсвистывать и подхлопывать священнику, имитируя маленький такой полковой оркестр.
– Ты срочную служил? – не поворачиваясь, спросил священник.
– А то как же! – весело откликнулся Борис. – А что?
Священник насторожился. Впереди, у поста патрульной службы, явно что-то происходило.
– Что это? – громко сказал себе он. – Что там происходит?
– А какое отношение это имеет к срочной службе? – еще не понял, что все переменилось, Борис.
Священник вгляделся, точно! Дорогу перегородили длинным переносным полосатым шлагбаумом.
– Держись, Боря! – крикнул он и заложил крутой разворот.
Отчаянно завизжали затертые тормозные колодки, машину развернуло, повело, потащило, и отец Василий лишь с огромным трудом удержал ее на дороге. Но теперь он ехал в противоположную сторону.
– Это за нами, – серьезно констатировал Борис.
Священник глянул в зеркальце и кивнул. Сзади уже сверкали желто-голубые милицейские мигалки.
– Васильич, гнида! – зло обронил костолицый. – Точно, ментуре сдал!
– Вряд ли… – не согласился с ним священник. – Игорь Васильевич человек серьезный. «Где-то здесь должен быть съезд! – подумал он. Когда-то отец Василий уже ездил по этой дороге. – Где-то совсем рядом! Ну, с километр!» Времени, чтобы съехать с трассы и затеряться среди перелесков и непролазной грязи, не хватало отчаянно… Священник утопил педаль газа до упора, и в этот самый миг мотор чихнул и заглох.
– Черт! – ругнулся костолицый. – Что стряслось?!
– Не чертыхайся. Бензин кончился, – сразу понял, в чем дело, отец Василий. Он не заправлял свою ласточку аж с самого Усть-Кудеяра, так что жаловаться грех, и на том спасибо…
– Приехали, – печально подытожил костолицый.
