– Не-е… Петля надежнее. Слышишь, поп?
Священник, стараясь не обращать внимания на настырных попутчиков, брел вперед, хотя куда именно, точно не знал. Где-то там, впереди, его абсолютно точно ждали все ответы на все вопросы, но где именно? Ему некогда было отвлекаться, но это чертово отродье постоянно забегало вперед, суетилось под ногами и всячески мешало, предлагая то одно, то другое – и все из области «развлечений»…
– Слышь, поп! – кричали они. – Если с моста сигануть, тоже классно получится!
– Пшли вон, мелюзга! – отмахивался священник. – Пока головы не пооткручивал!
– Во дикий! – восхищенно пищали чертенята. – Смотри, какой хищный!
Когда отец Василий добрался до полыньи, бесы достали его вконец. Он зло стянул с себя рясу, сорвал подрясник, стащил сапожки и, стиснув зубы, разбежался и ухнул в ледяную воду. Череп сразу же заломило от холода, но стало полегче: никто не донимал. Отец Василий перевернулся вниз головой и, размашисто загребая руками, поплыл вниз, в черную, холодную глубь.
Здесь, в промоине, ледяные волжские струи были сильны, и его все норовило перевернуть и стащить, сбить с направления. Но он не поддавался и в конце концов ткнулся руками в мягкий песок. Отец Василий пошарил по дну, на удивление быстро обнаружил кусок арматуры и, уцепившись в него, развернулся головой вверх.
Почти полная тьма окружала его, и только там, наверху, шла широкая светло-серая полоса. Жизнь покидала тело стремительно, но отец Василий никуда не торопился, потому что вместе с теплом, уходило и его морочное, глючное состояние. Мимо, распространяя вокруг голубые фосфоресцирующие брызги, проплыла молоденькая смешливая русалка. Увидев сидящего на дне священника, она повертела пальцем у виска и, ударив перепончатым хвостом, голубым пятном ушла в темноту.
Воздух уже кончался, сознание помаленьку мутилось, но отцу Василию почему-то казалось, что он может высидеть здесь целую вечность. И только чувство долга и память о своей сверхзадаче заставили его все-таки оттолкнуться от дна и, с шумом выпустив пузыри и растопырив руки в стороны, всплыть на поверхность.
Это было удивительно, но бесенят на льду он больше не видел. Священник с удовольствием вдохнул воздух и, загребая застывшими, окоченевшими руками, поплыл к краю промоины.
* * *
Когда он сумел-таки преодолеть стаскивающее под лед течение и выбрался из воды, сознание было ясным, как синий купол зимнего неба над ним. Но тело почти не слушалось. Священник на четвереньках прополз обратно к одежде, стылыми, негнущимися пальцами натянул одежду и сапожки, встал и побрел к причалу.
Бесенята все еще сопровождали его, но были какими-то полупрозрачными и нереальными, и даже их некогда звонкие и сильные голоса звучали приглушенно, как сквозь вату. «Съели?!» – усмехнулся отец Василий, и бесенята понуро опустили головы. Теперь никто не мог помешать ему исполнить свой священный долг. Эта мысль придала ему сил, и отец Василий стукнул кулаком о кулак, резко выдохнул и побежал по заснеженному льду.
– Я должен исполнить свой долг! – в ритм стуку сердца и хрусту снега под ногами твердил он. – Я должен исполнить свой долг! – И только где-то далеко, под черепной коробкой, билось, стремясь осуществиться, другое: «Не любишь себя, так убей! Не любишь господа, так умри!» Но он не давал этому выхода.
Шаг за шагом остались далеко позади причал и склады, улица Советская и проспект Кирова, отроги широкого оврага у самого Шанхая… приближался сквер, а затем и центр всех его устремлений – районная администрация. Священник хитро ухмыльнулся: теперь он точно знал, что буквы АД в этом слове не случайны.
Отец Василий миновал большие дубовые двери, отшвырнул в сторону выскочившего ему наперерез охранника, двинул в челюсть какого-то клерка, вставшего у него на пути, разбил по ходу дела пожарный щит и вытащил топор.
Он взвесил его в руке – это было то, что надо: настоящее боевое оружие. Сзади навалились на него люди в камуфляже, но он легко, почти играючи, повалил обоих на пол и рванул туда, где и сидело само исчадие ада – глава районной администрации Николай Иванович Медведев. С ним он и должен был покончить – раз и навсегда!
Он миновал вскочившую секретаршу, распахнул двойную дверь и, играя мышцами и перекидывая топор из руки в руку, решительно двинулся к огромному, темного дерева столу.
– Что случилось, батюшка?! – привстал из-за стола Медведев.
– Господи боже мой! – схватил его за рукав Костя. – Мишаня! Что с тобой?!
Отец Василий в ужасе посмотрел на друга. Бедный главврач и не подозревал, какой страшной опасности подвергает себя, просто находясь здесь! Он глянул на побледневшего Медведева, потом на Костю, потом снова на Медведева… Он знал, что должен исполнить свой долг и убить главу районной администрации, но он совершенно так же знал и другое: сатанинские силы сразу же обрушатся на всех, кто окажется после убийства этого ставленника сатаны в радиусе доброй полусотни метров! Он не мог не исполнить своего предназначения! Но он не мог и оставить друга в беде!
– Батюшка? – уже жестче, придя в себя, вопросительно посмотрел Медведев на священника.
– Мишаня… – страдальчески посмотрел отцу Василию в глаза Костя.
– Пойдем! – сделал главный выбор своей жизни отец Василий, схватил Костю в охапку и потащил его к выходу, расшвыривая в стороны пытающихся помешать ему охранников. Он знал, что не позволит им захватить Костю – чего бы это ему ни стоило!
– Куда ты, Мишаня?! Опомнись! – орал не понимающий своего счастья Костя. – Куда ты меня тащишь?! Остановись! Не надо их бить! Не бей их, я сказал! Да что случилось, в конце-то концов?!
Отец Василий сумел отбить все атаки на Костю – одну за другой – и приостановился только у больничного парка – здесь его друг был в относительной безопасности, это он чувствовал. Оставалось только вернуться за Медведевым и взять-таки его проданную лукавому жизнь!
– Мишаня! – позвал его главврач. – Мне за тебя страшно. Что случилось?
– Сатана! – коротко и по существу ответил отец Василий.
– А-а… – понимающе протянул главврач. – Тогда помоги мне, пожалуйста, добраться; я, честно говоря, так без тебя всего боюсь… проводи меня, друг. Ты слышишь?
Конечно же, отец Василий все слышал. И он разрывался между чувством долга и жалостью к другу. Жалость снова победила, и он, внимательно осматривая окрестности и чувствуя себя готовым отразить целые полчища медведевских прислужников, пошел вслед за Костей.
Они прошли по пустому темному коридору куда-то в самый конец, туда, где не было ни света из окон, ни дверей в палаты. Это священника почему-то успокоило. И только когда Костя открыл комнату в торце коридора и, вроде бы как из вежливости пропустив священника вперед, захлопнул за ним тяжелую металлическую дверь, отец Василий понял, что попал в ловушку.
* * *
Он метался в четырех стенах, как медведь в клетке. В полной темноте он тщательно, сантиметр за сантиметром, искал оконный проем, но окон здесь не было. Он пытался пробить дверь плечом или хотя бы открутить ногтем один из этих маленьких болтиков на гладкой металлической поверхности двери. Он царапал окрашенные масляной краской скользкие холодные стены и бился о них головой. Но все оказалось бесполезным. Его предали. И выхода из этой ловушки не было.
