Колька не ошибся. Только за последние три месяца отцу Василию уже пришлось принимать у себя двух ревизоров, и, хотя отзывы о его трудах были достаточно благоприятны, еще одна «телега» в патриархию отнюдь не укрепляла позиций священника в глазах начальства. Но, с другой стороны, разве это было сейчас главным и разве для этого он позвонил?
– Слушай, Коля, – перевел он разговор в другое русло. – Мои бумаги еще у тебя?
В трубке послышался вздох, и у отца Василия сразу пересохло в горле – что-то было не так.
– Коля-а, – позвал он. – Где мои бумаги?
– Я тебе их выслал, – буркнул товарищ.
– Как так выслал? – не понял священник. – Зачем?
– Я устал от твоих закидонов, – сердито ответил Колька. – Извини, но я действительно устал.
– Когда ты их выслал? – холодея, спросил отец Василий.
– На той неделе. В пятницу.
– Почтой?!
– Почтой.
Отец Василий прикинул. Сегодня вторник. Суббота и воскресенье не в счет. Так что опасная бандероль уже на подходе. То, что Колька так поступил, было ужасно: почта – не сейф, но дело сделано, и назад не воротишь.
– До свидания, Коля. – Священник бросил трубку, больше ему говорить с Колькой было не о чем.
Он вскочил и заходил по комнате. Если журнал попадет в ковалевские руки, это будет означать его полную от священника независимость и вообще – полную независимость. Никто и никогда не докажет, что на посту начальника районной милиции находится преступник.
«Может быть, в ФСБ обратиться?» – мелькнула вялая мысль, но он тут же ее отбросил. Вряд ли они чем-нибудь ему помогут. Тем более что опыт общения с этой публикой у него был, и единственное суждение, которое он о них вынес, было нелицеприятным – здешняя госбезопасность была такой же провинциальной и такой же продажной, как и все остальные госструктуры – не лучше, не хуже, а именно такой же.
Скрипнула дверь, и на пороге бухгалтерии появилась Тамара Николаевна.
– Кефира не было, батюшка, – тяжело дыша, сказала она. – Но я взяла йогурт. Будете йогурт?
– Что? – с трудом вернулся в реальность отец Василий.
– Кефира, говорю, не было, пришлось йогурт взять, – думая, что он не расслышал, уже громче повторила главбухша.
– Это хорошо, – растерянно кивнул отец Василий. – Очень хорошо.
* * *
До конца дня священник дважды сходил на почту, но здесь ни на его домашний адрес, ни в адрес храма ничего не поступало. Тогда, чтобы занять свой раскаленный мозг хоть чем-нибудь, отец Василий сходил и договорился о покупке овса и сена для Стрелки, посетил бригадира строителей Петровича и даже подумал, не посидеть ли ему вечерок с Костей. Но пить не хотелось, а просидеть вечер с главврачом и не надраться дармовым медицинским спиртом было почти невозможно.
Только поздней ночью, когда отец Василий возвращался по темной узенькой улочке домой, ему немного полегчало. «В конце концов, ничего пока не случилось, – думал он. – Да и, похоже, уже не случится. Ну, не получу я эту копию журнала назад, и что? Ну, попадет он в руки Ковалеву. Разве станут мои с ним отношения хуже или лучше? Конечно же, нет! Хуже все равно некуда, а улучшить его отношение ко мне вряд ли вообще когда-нибудь удастся. Здесь, хоть на голову становись, ничего не исправишь!»
Он и не заметил, как дошел до дома, прикрикнул на сразу забегавшую вокруг него кругами Стрелку и подумал, что кобыла в последнее время сама не своя, и, может быть, правильнее было бы не покупать ей пропитание на зиму, а отправить к хозяину. Он прошел мимо цистерны и в тот самый миг, когда осознал, что Стрелка беспокоится не напрасно, получил страшный удар по голове и потерял сознание.
* * *
Очнулся он от острого желания распрямить ноги, но что-то мешало это проделать. Попытался встать, но стукнулся головой о что-то твердое и упал. «Что со мной? – подумал он. – Где я?» Очень болела голова. Священник потрогал темечко и понял, что волосы густо пропитаны чем-то липким и горячим. «Кровь! Откуда?»
И тогда он вспомнил. Нет, он по-прежнему не знал, что конкретно с ним произошло, но беспокойно мечущаяся по двору Стрелка и собственная догадка, что во дворе есть чужие, всплыла в памяти четко и ясно.
– Чужие… – сказал он вслух и поразился своему слабому, сиплому голосу.
Отец Василий снова попытался распрямить ноги, и ему снова это не удалось. Ощущение было такое, словно его засунули в маленький детский гробик и бросили в воду. «Но почему в воду? – скользнула вялая мысль. – Я утонул?» Ответа не было, и только волны качали его маленький гробик, обещая скорую встречу с Господином Всего.
Отец Василий начал ощупывать руками стены гроба, но ни шелка, ни бархата, ни даже простых сосновых неоструганных досок не обнаружил, да и форма «гроба» оказалась какой-то странной, непривычной. Остро не хватало воздуха, и его грудь судорожно вздымалась, а легкие работали, как кузнечные мехи, чтобы обеспечить организм хотя бы минимальным количеством кислорода.
«Гроб» снова качнуло, и он услышал невнятный, но очень хорошо знакомый звук. Кроме того, и пахло здесь чем-то знакомым, очень хорошо знакомым. «Ветошь! – вспомнил он. – Это пропитанная солидолом ветошь!» Он еще раз попытался распрямиться, снова уперся в стенки и наконец-то понял, где находится. Это был автомобильный багажник!
Некоторое время отец Василий привыкал к этой мысли, а потом начал судорожно шарить по полу в поисках каких-нибудь инструментов – воздуха уже не хватало. «Господи! Хоть что-нибудь! – жадно хватая непригодный к дыханию воздух, молил он. – Хоть что-нибудь железное!»
Священнику повезло – он обнаружил закатившуюся под резиновый коврик отвертку и принялся ковырять замок изнутри. Замок не поддавался. От напряжения кровь пошла обильнее, и отец Василий оставался в сознании лишь чрезвычайным напряжением воли. Но даже самая железная воля не могла обеспечить его кислородом, и наступил момент, когда священник потерял над собой всякий контроль.
– Откройте! – замолотил он отверткой в крышку багажника. – Господом нашим умоляю, откройте-е!!!
Он молотил и молотил отверткой по гладкой поверхности крышки, пока однажды ее жало не провалилось и не застряло в металле. Священник стремительно задергал отвертку, наконец выдернул ее и припал ртом к пробитому отверстию.
Оно, это отверстие, было слишком маленьким, и только после двух или трех минут беспрерывного всасывания холодного свежего воздуха отец Василий почувствовал, что сознание уже не уходит, а он медленно, очень медленно, снова становится самим собой.
Машину затрясло на кочках. «Свернули на проселок!» – понял священник. Отчаянно болела беспрерывно напряженная шея, а в пробитой ударом голове появилась острая пульсирующая боль. Но это все-таки была жизнь, он перестал быть животным, готовым отречься от самого святого, лишь бы глотнуть немного воздуха!
