Он проснулся от странного звука, словно кто-то громко хлопнул дверцей машины. «Померещилось», – успел подумать он и, только закрыл глаза, услышал мужской голос.
– Звонок не работает.
– Значит, стучи.
Священник тихонько встал, вышел в кухню и осторожно глянул из-за шторы на двор. У крыльца толклись два человека. Затем раздался стук, и он подошел к двери.
– Кто там?
– Откройте, отец Василий, это милиция.
– А что случилось?
– Вас Ковалев к себе вызывает.
– Вызывает? – удивился священник.
– То есть приглашает.
Отец Василий включил в прихожей свет и открыл дверь.
– Ну проходите, коли не шутите. Что стряслось-то?
В прихожую вошли два молодых милиционера в мокрых плащах. Они как-то виновато переглянулись, но отвечать на вопрос о причине ночного визита не стали.
– Что случилось, ребята? – снова поинтересовался отец Василий.
– Стрельба… – нехотя сказал тот, что выглядел постарше.
«Господи! Снова!» – мысленно застонал священник.
– А при чем здесь я?
– Приедете, узнаете, батюшка, там не только вас пригласили.
Отец Василий вздохнул, успокоил проснувшуюся Оленьку, оделся и вскоре уже ехал на милицейском «уазике» в районное управление внутренних дел.
* * *
В УВД действительно пригласили не только его. На расставленных в коридоре стульях сидело человек пятнадцать. И, несмотря на три часа ночи, милицейская контора была насыщена жизнью и энергией. Хлопали двери кабинетов, бегали по коридору молодые следователи, кого-то куда-то постоянно вызывали и приглашали. Священник присел на стул и повернулся к сидящей рядом женщине.
– Что случилось-то? – тихо спросил он.
– В министра стреляли, – шепотом ответила женщина. – Прямо в гостинице. Все окно в номере расколошматили!
– Господи, помилуй! – перекрестился священник. – Неужели прямо в гостинице? А кто?
– Я не видела, сидела на дежурстве, слышу грохот, а потом смотрю, начальник ихний, Ваня, выскочил из номера вместе с Вадимом Николаевичем, кричит: «Звони в милицию!» Я и позвонила, теперь вот сижу…
Больше дежурная по этажу ничего вразумительного сказать не могла, но и это для маленького провинциального Усть-Кудеяра, ничего не слышавшего ни про бомбу на теплоходе, ни про служебное расследование внутри ФСБ, была новость! Да еще какая – не каждый день в окно министру стреляют!
Отцу Василию не пришлось долго ждать, и беседовал с ним сам Ковалев. Павел Александрович старался сохранить самообладание, но выходило это у него неважно. Когда-то парившийся в одной баньке с Парфеном и, судя по тому, что рассказывала Вера, имевший с местным бандитом одних проституток, Ковалев чувствовал себя неуютно. Уж он-то точно знал, чьих это рук дело.
– Почему вы решили, что на чердаке дома прячется снайпер? – сразу спросил он священника.
– Я не был уверен, что это снайпер, – покачал головой отец Василий.
– И все-таки сказали об этом начальнику охраны.
– Так сверкают оптические приборы, – пояснил священник. – Только поэтому я и счел необходимым поставить начальника охраны в известность.
– И как он себя повел?
– На мой взгляд, грамотно. Сразу послал своих людей проверить чердак.
Ковалев задавал вопросы один за другим. Во сколько, да где, да как заметил – в общем, выяснял нормальные технические детали, столь важные для установления истины, и только под конец спросил вроде бы не по делу:
– А у вас нет подозрений, кто бы мог это сделать?
Врать ужасно не хотелось, тем более что подозрения у отца Василия были. Но и говорить правду Ковалеву было неосмотрительно. Не тот человек. Да и не нужна была ему правда.
– Это мог сделать кто угодно, Павел Александрович, – покачал головой священник. – Возможно даже, те самые люди, которых вы отпустили по звонку из Москвы. Помните такое событие?
Ковалев, конечно, помнил. Он импульсивно сжал челюсти и отвернулся.
– Я, как начальник усть-кудеярской милиции, вам, конечно, благодарен за вашу инициативность и неравнодушие, – процедил он сквозь зубы. – Но хотел бы напомнить, что у вас не было ни одного свидетеля, а у нас – ни одной улики.
– Я вас ни в чем не обвиняю, – покачал головой отец Василий. – Просто вы спросили, а я ответил.
Они оба понимали, что происходит. Они оба видели, что на этот раз Парфен зашел слишком далеко. Одно дело – подготовка взрыва на теплоходе где-то за пределами Усть-Кудеяра, а значит, и вне компетенции Ковалева, и совсем другое – стрельба по окнам гостиницы в центре городка. Но они оба не могли говорить то, что думают, – разумеется, по разным причинам. Потому и нервничали, едва приходилось касаться того, что трогать совсем не хотелось.
– Ладно, – выдавил Ковалев. – Спасибо, что приехали, не смею вас больше задерживать. Вот, подпишите, пожалуйста.
Отец Василий прочитал состоящий из двух десятков строк протокол, сухо поклонился, вышел из кабинета и посмотрел на часы: 04.40. Ради буквально пяти минут разговора он потерял более полутора часов. Понятно, что Ковалев должен был вызвать всех, даже тех, кого не хотел бы вызывать. И все равно такая трата времени вызывала досаду. Он вышел из приемной и… нос к носу столкнулся с министром.
– Здравствуйте, – как-то наискосок кивнул Козелков.
– Вам бы, Вадим Николаевич, в храм зайти, – тихо порекомендовал священник. – Да о спасении помолиться.
Козелков смотрел куда-то вбок, но слушал.
– Не знаю, как вы к этому относитесь, – продолжил отец Василий, – но я вас заверяю, молитва – самое проверенное средство от любой беды.
– И в моем случае тоже? – министр выглядел отстраненным и незаинтересованным.
– Боюсь, что в вашем случае это вообще единственное средство, – покачал головой священник.
Козелков снова как-то неловко кивнул и скрылся за дверями приемной начальника милиции.
* * *
Когда отец Василий вышел на улицу, тучки снова разошлись, а над горизонтом вовсю полыхала утренняя заря. Возвращаться домой просто не имело смысла. Он пошарил под полой рясы и понял, что, впопыхах собираясь ехать в милицию, оставил сотовый телефон дома и сообщить жене, что дома он до вечера не появится, пока возможности нет. Священник оглянулся назад, на здание УВД. Там, у дежурного, телефон был, но возвращаться туда не хотелось. Отец Василий вздохнул и направился в храм.
«Из бухгалтерии позвоню», – решил он.
Где-то глубоко внутри он был уверен, что развязка скоро наступит. Но, главное, теперь священник находился далеко за пределами этой бесчеловечной «игры», лично его взаимоотношения этого клубка гадюк никак не касались, и тем не менее отец Василий был преисполнен печали. Видеть, как люди ставят на кон свои жизни для того, чтобы получить столь преходящие и ненадежные ценности, как власть и деньги, и отдать свои бессмертные души на вечные муки в аду, было невыносимо.
