– Мамай!!! – страшно заорал изнутри старший.
– Мамай!!! – хором вторили ему остальные.
– Они и тебя в живых не оставят! – наудачу выдохнул отец Василий. Он не знал точно всех бандитских планов, но что-то сказать было необходимо.
– Мамай!!! – орали за дверью. – Замочи его!
Дверь громыхнула, и отец Василий посторонился и прижался к стене. Раздались выстрелы: один, другой, третий – стреляли в дверь. Пули свободно пробивали тонкий листовой металл, и ржавчина повисала в воздухе густыми рыжими облачками.
Мамай вытаращил глаза, кинулся в сторону и тоже прижался к стене. Попасть под шальную пулю он не хотел.
– Мамай!!! Сука!!! – орали изнутри. – Открой, падла! – и продолжали стрелять в дверь.
«Их совсем заклинило!» – усмехнулся отец Василий, продолжая безотрывно смотреть в глаза Мамая. Тот совершенно растерялся.
– Убьешь меня? – спросил отец Василий и пошевелил пальцами заведенных за спину рук – он их уже чувствовал.
Парень затравленно смотрел на голого по пояс, окровавленного, со всклокоченной бородой священника и молчал.
– Правильно, – кивнул головой отец Василий. – Лучше не надо. Ваше дело безнадежное.
Глаза парня заметались из стороны в сторону. Он не знал, что известно этому попу. Он не знал, что известно об их деле ментам. Он слишком многого не знал.
В будке орали его подельники, но до тех пор, пока они стреляли в дверь, он не решался ее открыть, а там, внутри, этого еще не понимали. В отличие от них отец Василий соображал намного быстрее и уже видел, что Мамая надо подчинить себе, и подчинить немедленно.
– Уходим! – жестко распорядился он и увидел в глазах парня отчаяние. – На счет «три» бежим к машине! – еще жестче потребовал он.
Мамай раскрыл рот, да так и застыл.
– Р-раз!
Мамай проглотил слюну.
– Два-а!
Парень задумался.
– Три!!! – заорал отец Василий, метнулся к парню и мощно толкнул его плечом.
Такие вещи действовали всегда. Отец Василий помнил, как эффективно действует грубая физическая сила, когда человек не может принять решение сам. Именно поэтому, а не по какой-то иной причине инструкторы-парашютисты и вышибали курсантов из самолета пинком под зад, если те не могли преодолеть страх.
Мамай упал и растянулся на земле.
– Вперед!!! – страшным голосом заорал отец Василий. – Не застревать!
Парень вскочил и побежал в поле, совершенно очумевший от крика отца Василия и собственного страха.
– Куда тебя понесло?! – еще страшнее заорал отец Василий. – В машину! Быстро, я сказал! Быстрее!!! Еще быстрее!!! – Он понимал, что главное – не давать мальчишке опомниться.
У джипа парень споткнулся и кубарем покатился по примятой кукурузе.
– Сидел?! – навис над ним окровавленным торсом отец Василий.
– Н-нет…
– Мокруха на тебе есть?!
– Н-нет…
– Тогда отмазать можно! – подытожил допрос отец Василий. – В машину! За руль сядешь.
Парень торопливо поднялся и запрыгнул в открытую дверцу джипа. Отец Василий ввалился следом.
Мамай повернул беспечно оставленный в замке ключ зажигания, и джип бодро рванул с места. Они помчались по грунтовой дороге вдоль кукурузного поля, а отец Василий судорожно пытался осмыслить ситуацию.
«Сначала заеду в храм… нет! Сначала в УВД, лично к Павлу Александровичу Ковалеву, никаких заместителей! Или в храм?… В таком виде? – он оглядел свой окровавленный живот. – Нет, сначала домой, умыться и переодеться… Или лучше в милицию?! Хоть эти долбаные наручники снимут!»
– Пассатижи здесь есть? – спросил он у Мамая.
– А?! Что?!
Парень казался невменяемым.
– Пассатижи, спрашиваю, есть?!
– Не знаю! – замотал головой Мамай.
– Открой бардачок!
– Что?!
– Бардачок, говорю, открой!
Мамай открыл бардачок и вывалил все, что там было. Под ноги отцу Василию полетели колода карт, финка в кожаном чехле, несколько упаковок презервативов, еще одна колода карт, очки, несколько помятых мелких купюр, еще презервативы, техпаспорт, пачка товарных накладных… и никакого инструмента.
Только через четверть часа, когда они выскочили на ведущую к Усть-Кудеяру трассу, отец Василий потребовал-таки остановить машину. До парня долго доходило, но потом все-таки дошло, и он прижал машину к обочине.
– Пошли, багажник откроешь, – деловито распорядился отец Василий.
Они быстро вышли. Открыв заднюю дверцу и подняв покрывающую багажник крышку, Мамай принялся ковыряться в хламе. Чего здесь только не было! Покрытый бурыми пятнами, гнусно воняющий тухлятиной мешок, моток капроновой веревки, две монтировки… и только в самом углу валялось то, что нужно, – здоровенные кусачки.
– Перекусывай! – решительно повернулся к Мамаю спиной отец Василий.
Мамай начал возиться, но крепкая цепочка только сминалась, а перекусываться не желала.
– Мне в ментовке скидка будет? – дрогнувшим голосом спросил парень.
– Почем я знаю? – раздраженно отозвался отец Василий. – Ты кусай, не отвлекайся!
– Она не кусается! – с отчаянием пожаловался Мамай. – А как же вы? Разве вы за меня словечко не скажете?
Отец Василий поежился. Бог знает, за кого принимал его парень, но что не за простого священника – это точно.
Мимо проносились машины одна за другой. Водители все как один притормаживали возле джипа, пытаясь понять, чем это занимаются полуголый бородатый мужик и молодой тощий парень. И так же, все как один, панически прибавляли ходу, едва замечали кровавые пятна на торсе и наручники на запястьях священника.
– Есть! – радостно выдохнул Мамай, и отец Василий с облегчением оглядел свои кисти. Глубокие, до мяса, ссадины его не встревожили, но синюшность пальцев вызвала досаду. Он еще раз пошевелил пальцами. Они слушались его, но не в полной мере. Немного мешали браслеты, но главное – руки были свободны.
– Слушай меня, парень, – посмотрел он на Мамая. – Я хочу, чтобы ты знал: я – не агент УВД или ФСБ. Я – нормальный поселковый священник.
Мамай слушал, но вся его физиономия выражала глубокое недоверие.
– Но это не значит, что ничего не было, – продолжил отец Василий. – Мы сейчас едем в УВД и даем там исчерпывающие показания. Тебе все понятно?
– А как же?… – парень не знал, что и сказать. – Вы же обещали, что меня… ну… это… не посадят.
– Я тебе это обещал? – вопросительно наклонил голову отец Василий.
– Ну-у… вы… это… – до парня только сейчас начало доходить, как он вляпался. Ментовской агент оказался обычным лохом! Нет, еще хуже – попом! Он побледнел, затем кровь бросилась ему в лицо, отчего кожа приобрела странный синеватый оттенок.