Отец Василий засмеялся: ребята из Татарской слободы считали и дамбу, и живущих чуть ниже нее раков своей коллективной собственностью и чужих сюда не пускали. Причем касалось это как пацанов, так и вполне взрослых мужиков. Каждый разбирался со своей возрастной группой. Теперь не то… Уходят старые традиции, безвозвратно уходят…
Они вышли на тот берег, и, лишь натягивая носки, священник оценил по достоинству, до чего же холодна здешняя вода – застывшие ступни сводило нестерпимой болью.
– Ну что, мужики, вперед! – как всегда самый первый поднялся с земли Пасюк. – Хватит рассиживаться!
– Ну, ты нас достал! – чуть не хором возмутились остальные. – Слышь, Макарыч, а не пошел бы ты куда подальше!
Эти его командирские замашки и впрямь уже всех утомили.
* * *
Они прошли через Татарскую слободу быстро и беспроблемно: менты здесь никогда особо не шастали и уж тем более не свирепствовали: знали, что в слободе и по чайнику схлопотать можно. И только в районе серых, принадлежавших когда-то птицефабрике пятиэтажек беглецы резко притормозили.
Когда-то это был не такой уж плохой район города: зеленая зона, коммунальные удобства… Но затем, когда директора птицефабрики арестовали в первый раз, все пошло наперекосяк. Сначала исчезли дворники, затем перестали появляться сантехники, а как-то однажды серьезно потекла кровля одного из домов, и жильцы с удивлением обнаружили, что впервые за много лет никто и ничего по этому поводу предпринимать не собирается.
А потом все и вовсе пошло наперекосяк. Фабрика стала загибаться, и отпуска без содержания, естественно, по собственноручно подписанному заявлению, стали нормой, и целый микрорайон стал районом безработных. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
– Где? – приостановился Макарыч.
– Крайний дом, крайний подъезд, первый этаж направо, – без передыха выпалил Сережа и поежился: идти в эту квартиру ему страсть как не хотелось.
– Значит, пошли… – скомандовал рубоповец, и через пару минут все пятеро, один за другим, шагнули в утробную темноту подъезда.
Санька встал справа от двери, Макарыч слева, священник с Романом вообще отошли в сторонку, а Сережа, как наиболее известный жильцам этой квартиры, постучал.
Потянулись долгие секунды ожидания, и наконец к двери прошаркали.
– Кто?
– Это я, Серый, – моментально охрипшим от волнения голосом отозвался Сережа.
– Какой Серый? – удивились за дверью.
Сережа откашлялся и привел голос в норму.
– Я был у вас две недели назад, – уже своим голосом произнес он. – Мне надо срочно с Юрием Петровичем встретиться.
– Подожди, – озабоченно попросили из-за двери и через несколько секунд, полязгав замками, открыли.
– Извините меня за поздний визит, – вошел в тускло освещенный коридор квартиры Сережа, а следом за ним, цепочкой, один за другим, ввалились и остальные четверо.
– Кто вы? – испугался тощий длинноволосый мужичок в халате.
– Да мы свои, – поспешил успокоить хозяина Андрей Макарович. – Мы вот с Сашей из РУБОПа, Роман Григорьевич – Сережин папа, тоже интересуется, откуда у пацана наркотики появились…
Даже при неярком, идущем из приоткрытой двери санузла освещении было видно, как побледнел хозяин квартиры.
– Я ничего не знаю, – на повышенных тонах, явно готовясь закричать, начал он.
– А я ничего и не спрашиваю! – ухватил его железной рукой за горло Андрей Макарович. – Я тебя просто удавлю, и все!
Мужичок захрипел.
– Проверьте квартиру, а я пока с этим разберусь, – распорядился Макарыч и поволок свою жертву в туалет.
Санька кивнул и включил в зале свет. Отец Василий и Роман вошли и замерли, озираясь по сторонам.
Это была обычная, правда, очень запущенная, однокомнатная квартира. Продавленный диван, рваный торшер, поцарапанный журнальный столик с перетянутой алюминиевой проволокой ножкой. В общем, бичарня.
– Неужто Мещеряков здесь работает? – засомневался священник. – Хотя… какая разница?..
– Сейчас Макарыч с хозяином поговорит, узнаем, – отозвался Санька и принялся деловито обследовать обстановку.
Он заглянул под диван, осмотрел царапины на столе, приподнял торшер…
– А вот и наркота, – удовлетворенно хмыкнул лейтенант и продемонстрировал остальным подклеенный к подошве электроприбора пластиковый кармашек. – Но это, конечно, мелочь; настоящего притона здесь явно нет и никогда не было.
Из туалета донеслось подозрительное бульканье, два тупых удара и снова это странное бульканье. Священник вздохнул и пошел было посмотреть, что там происходит, но Санька его остановил.
– Не надо, батюшка, не мешайте, – и, поймав на себе укоризненный взгляд священнослужителя, пояснил: – Это нормальный переговорный процесс. И, я вас уверяю, они прекрасно друг друга понимают.
И как бы в подтверждение этому из санузла донесся сдавленный всхлип и какое-то жалобное причитание.
– Вот это другой разговор, – удовлетворенно пробасил Макарыч.
Дверь санузла распахнулась. Мужичок свисал с крепких рук рубоповца мокрый и какой-то полупридушенный, словно мышонок, побывавший в пасти у матерого деревенского кота.
– Мы решили, что все-таки будем сотрудничать, – во всеуслышание объявил Макарыч.
* * *
Это была самая обычная, используемая для нормальных оперативных нужд ОБНОНа квартира. И, как следовало из долгого и детального рассказа хозяина квартиры, Мещеряков появлялся здесь редко и только в особых случаях. Таких, например, как вербовка сына Романа Григорьевича Якубова. Но, в принципе, вызвать Юрия Петровича сюда было возможно, хотя, разумеется, не в час ночи…
Священник озабоченно глянул на часы: так и есть, ровно час ночи.
– А если на Сережу сослаться? – поинтересовался он.
– Вряд ли, – засомневался мужичок и жалобно хлюпнул разбитым носом.
– А если у Сережи о Гравере есть информация? – сузил глаза Санька.
– О Гравере?! – испугался мужичок, но, видя, что никого, кроме него самого, это не впечатлило, постепенно взял себя в руки. – Если о Гравере, может и прийти…
– Телефон в доме есть? – поинтересовался Роман.
– Конечно, есть, – закивал мужичок и вытащил из-за дивана неоднократно битый и заклеенный вдоль и поперек скотчем телефон. – Вот он…
– Тогда звони, – хищно улыбнулся Макарыч. – Будем встречаться.
* * *
Дома Мещерякова не оказалось, и мужичок позвонил ему на работу. И не ошибся: Юрий Петрович все еще сидел в своем кабинете.
– Да, Юрий Петрович, он у меня, – спокойно, словно зачитывал знакомый текст, шпарил мужичок. – Говорит, что это не телефонный разговор. Почему? Что-то о Гравере.
