Именно таковы настоящие грин-вудские захоронения: добротные,
оплаченные не в момент необходимости, а заранее, по спеццене — этакие выгодные
инвестиции в будущее. На кладбище, разумеется, есть и клиенты Внезапной Смерти
— жертвы войн, катастроф, несчастных случаев и преступлений, но явное
первенство не за бурной, а за спокойной смертью, не за розой или обрубленной
колонной, а за колосом, отходящим ко снопу.
В грин-вудских закромах
Грин-Вуд — территория запланированной смерти, первая
ласточка пресловутого positive thinking
[22]
, того самого
американского оптимизма, который так раздражает иностранцев. Для жителей Нового
Света очень важно, чтобы у них всё было тип-топ — даже если дело принимает скверный
оборот. Эта экзистенциальная установка зафиксирована и на уровне идиоматики.
Сколько раз мы видели в голливудских фильмах, как один герой наклоняется над
другим (а тот весь израненный-переломанный) и спрашивает: «Are you okay?» —
хотя слепому видно, что тот никак не может быть okay, и по-нашему следовало бы
запричитать: «Господи, какой ужас! Что они, гады, с тобой сделали!» Но первый
не станет причитать, а второй мужественно ответит: «I'm fine». Потому что оба
настоящие американцы, оба мыслят позитивно. Кого-то, знаю, от этой позитивности
с души воротит, а мне, пожалуй, она нравится. Не ныть, не давить на жалость, не
навязывать другим свои проблемы. Чем плохо? Пожалуй, даже красиво. I'm fine,
говорит умирающий герой — и мы его теряем.
Оптимисты позапрошлого века, гулявшие и устраивавшие пикники
среди гробов, были носителями истинно американского пионерского духа. Они
пробовали освоить владения Смерти точно так же, как осваивали просторы Дикого
Запада: построить там удобные дороги и дома, сделать мертвую пустыню пригодной
и даже удобной для обитания. Эти принципиальные позитивисты пытались
цивилизовать не только свой мир, но и негативистские владения Смерти. Чего нам
Ее бояться, будто спрашивают пышные мавзолеи и умеренные памятники. Мы честно
жили, честно работали и вправе рассчитывать на подобающее воздаяние. Не может
быть, чтобы Будущая Жизнь нас разочаровала, это была бы unfair play
[23]
.
Ар ю о'кэй? — спрашивает через воды Ист-Ривера силуэт
Манхэттена, небоскребы которого, потеряв двух своих товарищей, сомкнулись плечо
к плечу, так что у них теперь всё снова в полном порядке.
Ай'м файн, отвечает кладбище Грин-Вуд. Всё будет олл раит.
Unless
Актуально всё это началось еще в пятницу вечером. Миш сказал
своей жене:
— Дарлинг, я сделал аппойнтмент на завтра. Ну, ты знаешь. В
Грин-Вуде. Я тебе говорил.
Дороти спорить не стала, лишь немножко поморщилась. Для
современной женщины она имела сорт странного предубеждения против всего, что касалось
послежизни и ее обустройства.
— Как хочешь, Миш, это твое решение, — сказала Дороти, и
только.
Вообще-то его имя было Миша, а коллеги и знакомые звали его
Майком, но однажды, еще в первый год супружеской жизни, Дороти услышала, как
клиент говорит: «Mish, пи cho ty kak etot. Za shto ya te, Mish, babki plachu…»
Слов, конечно, не поняла, но обращение ей понравилось. Так он у себя в семье и
превратился из Миши в Миша.
Он был абсолютно счастливый человек, каких в Америке,
согласно опросам паблик опинион, насчитывается тридцать восемь процентов плюс
сорок четыре процента просто счастливых. Но в случае Миша это была не дань
национальному оптимизму. Он был действительно очень счастлив. Верный признак настоящего
счастья, это когда у тебя всерьез портится настроение из-за плохой погоды. Или
едешь в своей машине, и вдруг зазвонил мобайл, а ты забыл его вынуть из кармана
своего пиджака, и вот извиваешься в сейфити-белтс, а на тебе сверху еще плащ, а
мобайл звонит-звонит, и вдруг перестал, и ты из-за этой ерунды наполняешься
раздражительностью часа на два. Потому что ничего хуже скверной погоды и
пропущенного звонка в твоей жизни не случается.
Именно так существовал Миш.
Родители увезли его из Ленинграда в Америку, когда он был в
самом правильном возрасте: русский язык уже не забудет, а английский освоит,
как родной, так что Миш получился полностью билингвальный. Окончил law school —
не из шикарных, но для его специализации Гарвард и не требовался.
У себя в фирме Миш был высококвалифицированным специалистом
очень узкого профиля. Он добывал зеленые карты для граждан СНГ. Никаких тяжелых
случаев, никаких беженцев и нелегальных нарушителей границы — только
обеспеченные джентльмены, которые желают обезопаситься на случай неприятностей
у себя на родине или иметь второй дом в Калифорнии либо во Флориде. Клиенты
Миша жили в Москве, Киеве или каком-нибудь Ханты-Мансийске, в Нью-Йорке
появлялись часто, но ненадолго и, когда заезжали, останавливались в лучших
номерах очень дорогих гостиниц. Услуги лойера оплачивали не торгуясь и давали
хороший бонус за срочность.
Все коллеги, в том числе выпускники Гарварда, завидовали
Мишу. Миш был на отличном счету у начальства и зарабатывал на семьдесят пять
процентов больше среднего дохода, нормального для юриста такого возраста и
бэкграунда — и это без необходимости погружаться в чужие жизненные драмы, без
клиентского вампиризма и каких-либо процессуальных сложностей.
У Миша был отличный дом в Нью-Джерси, на берегу Хадсона, уже
почти выплаченный, удачная жена Дороти и славный сынишка с русско-американским
именем Колин. Через два года планировалось завести и дочку, но не рожать, а
удочерить, потому что появление Колина обошлось слишком дорого для физической
формы Дороти. Супруги пока не договорились, где именно взять ребенка. Жена
предпочитала Гаити, там можно найти милую цветную девчушечку, не совсем черную,
а цвета кофе со сливками. Это современно и вообще правильно, со всех точек
зрения. Миш не спорил, что это современно и правильно, но ему хотелось
белобрысенькую. Один московский клиент обещал посодействовать с удочерением, provernut
bez volynki, но жене Миш об этом пока не рассказывал, приберегал козырь в
рукаве до решающего разговора.
Миш верил, что жизнь нужно планировать. И в своем нынешнем,
по современным понятиям, совсем еще молодом возрасте распланировал собственное
будущее во всех подробностях, даже до составления сорта хронологической
таблицы.
Выглядела таблица так:
В 2006 году удочерить малютку 10–12 месяцев от роду. Это
будет идеальная разница в возрасте с Колином, так утверждают специалисты. Тогда
старший брат будет не обижать сестренку, а защищать ее, что полезно для обоих
детей.
