Первая звезда бейсбола Джим Крейтон (1841–1862) был известен
как «человек-винт».
Это он изобрел крученую подачу, а, отбивая мяч,
«завинчивался» таким невообразимым образом, что все только диву давались.
Однажды в момент удара раздался странный треск, словно лопнул ремень. Мяч был
отбит на славу, Джим обежал полный круг по площадке — и вдруг упал замертво:
оказалось, что он порвал себе мочевой пузырь.
Адвокаты:
Роковая случайность
Америка — страна, которую создали (и, должно быть,
когда-нибудь погубят) адвокаты. Это их безраздельная вотчина. На Грин-Вуде
похоронен великий и ужасный Уильям Хоу (1821–1900), виртуознейший из
судебно-процессуальных краснобаев и крючкотворов. Он специализировался на
«особо тяжких», причем состоял на постоянном жаловании у нью-йоркских воров и
грабителей. За свою адвокатскую карьеру Уильяму довелось защищать 650 убийц.
Его выступления были выстроены по всем правилам драматического искусства,
особенно удавались мэтру скупые мужские слезы. Шедевром его ораторского
искусства была речь, убедившая присяжных, что обвиняемая произвела шесть
выстрелов подряд «по чистейшей случайности».
Гангстеры:
Бриться нужно дома
Итальянец с нежной фамилией Анастасия (1903–1957) был боссом
знаменитого синдиката «Мёрдер инкорпорэйтед», бравшего заказы на убийства и
выполнившего в общей сложности около 500 «контрактов». При этом за свою долгую
карьеру Альберто Анастасия попался с поличным только однажды. Полтора года
просидел в камере смертников, но потом адвокаты добились пересмотра дела, и во
время повторного процесса обнаружилось, что четверо ключевых свидетелей
обвинения пропали без вести… Погубила Анастасию привычка бриться в
парикмахерской. Именно там, в кресле, с намыленной физиономией, его и
изрешетили киллеры, подосланные коварным Вито Дженовезе.
При всей причудливости своих биографий эти четверо
гринвудцев безусловно относятся к разряду «типичных представителей». Однако
среди обитателей кладбища есть такие, чья судьба поражает воображение, потому
что такого просто не бывает.
Больше всего мне хотелось посмотреть на могилу самой
знаменитой (вернее, самой скандальной) женщины 19 века Лолы Монтес (1821–1861).
Я знал расположение участка и номер могилы, но так ее и не нашел. Это меня не
очень удивило — в глубине души я подозревал, что никакой Лолы на самом деле не
было, что ее выдумали газетчики и беллетристы. Недолгая жизнь этой
хрестоматийной femme fatale слишком театральна, в ней слишком много роковых
любовей и великих любовников, невероятных взлетов и сокрушительных падений. В
самом деле, возможно ли, чтобы обыкновенная ирландская девчонка за несколько
лет успела побывать возлюбленной Листа, Бальзака, Дюма-отца, Николая Первого,
звездой эротического танца, фавориткой баварского короля Людвига (и
правительницей его страны), баронессой и графиней, спириткой, причиной одной
революции, нескольких судебных процессов и множества дуэлей? Она курила сигары,
разгуливала с белым попугаем на плече, с легкостью меняла страны, континенты и
подданства. Ее любимой присказкой было: «Когда Лола чего-то хочет, она идет и
берет». Ее скандальная карьера закончилась к тридцати годам. Она была вынуждена
покинуть Старый Свет, в Новом не преуспела и умерла, всеми покинутая, едва
достигнув сорока. Неудивительно, что я не нашел ее могилы. Как выяснилось
потом, на камне значится не эффектное «Лола Монтес» и не аристократичное
«графиня фон Ландсфельдт», а заурядное имя, с которым женщина-вамп появилась на
свет: Элиза Джилберт.
Еще одна загадка Грин-Вуда, будоражившая воображение
современников, — Молли Фэнчер (1846–1916). В двадцать лет, после несчастного
случая, который теперь отнесли бы к категории ДТП, она оказалась полностью
парализованной и впала в кому. Последующие полвека, до самой смерти, провела в
постели, без сознания, но при этом шепотом отвечала на вопросы. Она видела, что
происходит за стенами ее комнаты, могла прочесть запечатанное письмо, предсказывала
пожары и прочие несчастья. Одни называли ее шарлатанкой, другие говорили, что
мисс Фэнчер повисла между миром живых и миром мертвых и поэтому ей открыто
больше, чем обычным людям. Мне больше нравится вторая гипотеза.
Femme fatale, у которой все в прошлом
Как всякое почтенное кладбище, Грин-Вуд хранит в своих
анналах некоторое количество душераздирающих историй на тему «Любовь и Смерть».
В трагедиях этого рода содержится некий консервант, делающий их неподвластными
времени. Драма оборванной любви одинаково волнует и современников, и потомков.
Может быть, оттого что всё истинно печальное красиво?
Бедный Теодор Рузвельт. 14 февраля 1884 года на него
обрушился страшный удар. В один и тот же день по трагическому стечению
обстоятельств он лишился сначала жены, а через несколько часов и матери. «Свет
погас. Моя жизнь кончена», — написал он в дневнике. Так, собственно, и
произошло. Впоследствии Рузвельт стал полицейским, солдатом, министром, самым
молодым в истории США президентом, но он никогда больше не произносил имени
своей первой жены, потому что она осталась в прежней, закончившейся жизни.
Самая известная из грин-вудских любовных трагедий не
по-американски романтична. К готическому монументу Шарлотты Канда (1828–1845)
водят экскурсии и сегодня, а в 19 веке сюда устраивались настоящие
паломничества. Дочь бывшего наполеоновского офицера погибла в день своего
17-летия: понесли лошади, испугавшиеся грома, карета перевернулась. Безутешный
отец потратил целое состояние на памятник. Роковое число 17, погубившее
девушку, присутствует повсюду: высота обелиска 17 футов, склеп под ним
17-футовой глубины, на каменном щите 17 роз. А чуть поодаль, на неосвященной
земле, стоит скромное надгробие жениха Шарлотты — Шарля, застрелившегося ровно
год спустя в ее доме. История красивая, но какая-то не американская. Она больше
подошла бы парижскому Пер-Лашез. Что поделаешь — французы.
Лично на меня куда более сильное впечатление произвел
наивный барельеф на памятнике Джейн Гриффит (1819–1857). Ничего романтичного:
обычная женщина, умерла от сердечного приступа. Скульптор запечатлел миг ее
расставания с мужем. Они прощаются на ступеньках своего уютного дома. Он
уезжает по каким-то обыденным делам (в углу изображен ожидающий омнибус), Джейн
вышла его проводить. Я перевидал много скорбящих ангелов и трогательных
эпитафий, но не знаю ничего пронзительней этого памятника безвозвратно ушедшему
счастью.
Барельеф с памятника Джейн Гриффит
Кладбище есть кладбище, место скорби, сколько его ни
драпируй кущами и дубравами. Крепкие же были нервы у пикникующих, если
соседство с надгробием Джейн Гриффит не портило им аппетита. А впрочем,
ньюйоркцев 19 столетия не пугала и собственная могила. Богатый человек Уильям
Ниблоу (1789–1875) выстроил себе мавзолей еще при жизни, разбил вокруг него сад,
вырыл пруд, развел там карпов и много лет подряд устраивал у места своего
будущего упокоения званые гарден-парти. И это было не чудачество, а довольно
распространенная практика. Некий капитан Корреджа (1826–1910) поставил себе на
заранее купленной могиле памятник из каррарского мрамора: будущий покойник
изображен в полный рост, в фуражке, с секстантом в руке. Скульптура была
изготовлена за полвека до кончины моряка, так что к моменту похорон успела
покрыться благородной патиной.
