– Анфиса Григорьевна дома? – поинтересовался у парня Ашот.
– Дома, – кивнул тот, подозрительно его разглядывая. – А вы кто?
– Я был заместителем ее мужа. Мне бы хотелось с ней поговорить, я могу войти? – отчеканил Ашот следом.
– Если одному, то да, остальные пусть останутся, – не задумываясь, ответил парень.
Ашот обернулся.
– Ничего, ничего, иди, – ответил за всех Величко. – Мы тут покурим.
Мачколян кивнул и скрылся за металлическими воротами, ставшими почему-то в их городе очень уж распространенным явлением. Паренек провел Ашота через заасфальтированный и совершенно не имеющий никакой растительности двор и впустил в дом. Уже в гостиной Мачколян увидел траурную фотографию своего компаньона, укрепленную на стене, прямо напротив входа, и украшенную искусственными цветами и черными лентами со всевозможными надписями на родном армянском языке. Внизу под фотографией стоял небольшой накрытый скатертью столик, а на нем лежали самые дорогие, не в смысле стоимости, конечно, вещи погибшего: оригинально выполненный кривой кинжал, золотые часы с дарственной надписью, сигары и много чего еще.
Мачколян вспомнил о том, что так и не пошел на похороны Пожарова, и ему стало немного неловко, особенно когда он почувствовал на себе чей-то тяжелый взгляд. Он повернул голову и увидел облаченную во все черное женщину, голова которой была покрыта прозрачной черной тканью, один конец ее она то и дело подносила к лицу и утирала им слезы.
– Добрый день, Анфиса-джан, – поприветствовал вдову Пожарова Мачколян, вовремя вспомнив о том, что она только наполовину армянка, а значит, следовать общепринятым правилам необязательно. Об этой нечистокровности говорило и ее имя, хотя по паспорту она наверняка была какой-нибудь Аранией или Анфицией, но для России привычнее было именно так. К слову сказать, фамилия этой пары тоже была не исконной, а переделанной на российский манер, так что во всех документах, что были у этой парочки, фамилии Пожаровы даже и не мелькало. Зато была другая – Пождорлян. Сам черт язык сломит, прежде чем это выговорит.
– Я сожалею о случившемся, – склонив голову, продолжил Ашот. – Эдуард Григорьевич был хорошим человеком.
– Вы не были на погребении, – заметила женщина.
– Да, не был, – не стал отнекиваться Мачколян. – Мне не позволили дела. Милиция, пожар в ресторане… – Ашот вздохнул. – К сожалению, проблем оказалось больше, чем я полагал.
– И все же, вы могли найти время, – вновь раздался в помещении тихий голосок. – Вы ведь вместе работали.
– Да, это так, только ваш муж, извините, конечно, оставил мне после себя огромные долги, из-за них меня самого едва не лишили жизни и до сих пор угрожают.
– Неужели? – поразилась Анфиса. – Этого не может быть. Эдик всегда вел дела последовательно и аккуратно! Вы намеренно наговариваете на него.
– Увы, нет, – развел руками Ашот. – И именно потому, что мне самому может грозить участь вашего мужа, я и пришел сегодня к вам. Возможно, вы сможете мне помочь.
– Деньги? Вам ведь нужны от меня деньги? – привстала со своего места женщина. Затем усмехнулась: – Но у меня их нет. Эдик не оставил нам ничего, кроме доли в этом самом ресторане, который, будь он проклят, мне даже не нужен. Боюсь, что вы не по адресу.
– Я навестил вас не ради денег, – замотал головой Ашот. – Я совсем по другому поводу.
– В таком случае, я слушаю. – Женщина устремила на него темные, красивые, как у антилопы, глаза.
– Я не знаю, известно ли вам, – начал издалека Ашот, – но у нашего заведения были деньги. Они лежали в банке на счете, на тот случай, если случится нечто непредвиденное. Денег было довольно много, но все они внезапно исчезли, как и тот единственный человек, что имел возможность их оттуда снять. У него была доверенность от вашего мужа. Он один имел к ним доступ.
Глаза Анфисы сощурились от напряжения, и непонятно, то ли она так усиленно вслушивается во все рассказываемое Ашотом, то ли пытается вспомнить этого самого человека. В конце концов она просто спросила:
– Кто он?
– Наш бухгалтер. Кирсанов.
– Я его не знаю.
– Это плохо, – вздохнул Мачколян. – Потому что у меня есть подозрение, что сейчас он охотится за чем-то еще, за какими-то бумагами, имеющими отношение к ресторану. Я проверил все в кабинете, но ничего важного там не нашел. Возможно, эти самые бумаги, которые ищет Кирсанов, находятся где-то в вашем доме.
– Вы намекаете на сейф? – уточнила женщина.
Ашот кивнул, не смея заглянуть ей в глаза.
– Я понимаю, что эта просьба очень… э-э… нестандартная и…
– Я ничего не понимаю в бумагах, но, зная от мужа, что вы человек, на которого можно положиться, могу показать вам все, что там лежит.
– Я был бы очень вам благодарен, – обрадовался Мачколян.
Женщина встала, и они оба проследовали в кабинет ее умершего мужа. Там она достала из ящика стола замысловатый ключ, сняла со стены одну из картин и, вставив ключ в замочную скважину, там имеющуюся, повернула его несколько раз. Стальная дверца открылась, и взору Ашота предстали несколько бумаг и маленькая шкатулка. Ее Анфиса Григорьевна вытащила сразу, пояснив:
– Это семейные драгоценности. Думаю, вам они не интересны.
Мачколян кивнул и, приблизившись к сейфу, осторожно, словно бы в нем было что-то особо хрупкое, стал просматривать бумаги. И несмотря на то, что он в бизнесе был человеком новым, ему не составило особого труда понять, что все там находящееся особой ценности, тем более для лиц посторонних, не представляет. Следовательно, бумаги, необходимые Кирсанову, были где-то в другом месте.
Отступив от сейфа, Мачколян отрицательно покачал головой и практически сразу спросил:
– А других потайных мест у вашего мужа в доме не было?
Женщина пожала плечами.
– Возможно, но мне они неизвестны.
– Жаль, – вздохнул Мачколян, наблюдая за тем, как она возвращает картину на прежнее место. – В таком случае, мне остается только предупредить вас, чтобы вы были осторожнее. Есть вероятность, что к вам в дом вскоре попытается влезть этот самый Кирсанов.
– Спасибо за предупреждение, Ашот Ваграмович, – натянуто улыбнулась хозяйка, – но не думаю, что он рискнет это сделать. Сейчас у меня в доме очень много родственников. Они покинут меня не раньше чем через сорок дней. Но все же спасибо.
Мачколян снова сдержанно кивнул и направился к выходу. Она не стала его провожать, а молча, едва передвигая ногами, направилась по лестнице на второй этаж. Мачколян вышел во двор, попросил все того же паренька отворить ему ворота и, как только тот это сделал, вышел к ожидающим его друзьям.
– Ну что? – первым спросил у него Максимов.
– Ничего, – вздохнул он в ответ. – Никто подозрительный пока не приходил, ничего вроде бы не пропало. К тому же в доме полно собравшихся на поминки родственников, и тому, кто решит в него влезть, придется долго ждать, пока они все рассосутся.
