– Здравствуйте еще раз, Фрол Петрович, – поздоровался Смурной.
– Тебя никто не видел из курсантов? – вместо ответного приветствия спросил Садюкин.
– Кажется, нет.
– Это хорошо, иначе бы наверняка заподозрили бы что-нибудь неладное. Они вечно везде нос свой суют, а стоит только преподавателю что-то не то сделать, как сразу его шантажировать начинают.
– Это точно, – согласился Володя. – Так что там с нашим делом? – поинтересовался он.
– Завтра у меня последнее занятие с группой Мочилова. Ты должен меня подменить, как и договаривались.
– Хорошо, – покорно согласился Смурной. – Проведу с ними что-то вроде тренинга на тему «Как быть хорошим курсантом».
– Да, это ты хорошо придумал, – одобрил идею Садюкин и как-то странно хихикнул. – А то тут такое дело, сам понимаешь.
– Еще бы, – тоже хохотнул Смурной. – А курсантов я отвлеку, никто ничего и не узнает, не беспокойтесь.
После этого наступила тишина, которая, по всей видимости, означала окончание разговора, и Леха, чтобы не быть пойманным на месте преступления, поспешил ретироваться за угол, где его поджидали близнецы. Через секунду из комнаты Садюкина вышел Смурной, пересек коридор и скрылся в своей каморке.
– Ну, так что ты там услышал? Садюкин его соучастник? Что они говорили? – наперебой начали сыпать вопросами братья Утконесовы.
Леха секунду собирался с мыслями, а потом как на духу рассказал все то, что услышал за дверью комнаты Садюкина, вернее, то, что стало результатом соединения обрывочных фраз и богатого воображения.
– Вот теперь и думайте, соучастники они или нет, – закончил через несколько минут свой рассказ Пешкодралов.
– А чего тут думать, и так же все понятно. Только мне кажется, что заговор против Мочилова устроил не Садюкин, а Смурной. Вот, – высказался Андрей.
– Я тоже так думаю, – согласился с ним Антон.
– И я, – поддержал общее мнение Леха. – Тогда возвращаемся. Надо все рассказать ребятам и придумать, что будем делать дальше.
* * *
Феде снился странный сон, будто капитан Мочилов бежит по коридорам школы милиции в любимом синем платье Фединой бабушки с бутылкой водки в руках, а сам Федя пытается поймать Глеба Ефимовича сачком для ловли бабочек. Вот только сачок это раз в десять больше обычного, этакая сеть для поимки диких зверей.
Мочилов порхает на бегу словно бабочка, и подол синего платья трепыхается подобно ярким крыльям. Федя очень хочет поймать Глеба Ефимовича, но это у него почему-то никак не получается. Но вот Федя, собравшись с силами, вытягивается в прыжке и через секунду накрывает сачком Мочилова. Капитан в панике, он плачет и стонет, а потом начинает громко стучать по сетке сачка.
По сетке, конечно, невозможно стучать, но это только наяву, а в Федином сне Мочилов вполне хорошо стучал. Стук становился все громче и громче, и наконец Ганга услышал возглас:
– Да откройте же немедленно!
Федя медленно открыл глаза, но стук не прекратился, видимо, он переселился из сна в реальность. Причем наяву оказался еще громче и настойчивее, чем во сне.
– Есть там кто-нибудь? – донесся из-за двери суровый бас.
И тут Ганга понял, что на самом-то деле кто-то стучит в дверь и нужно немедленно открыть, иначе нежданный гость, который, судя по всему, настроен очень решительно, эту самую дверь может и взломать.
– Сейчас, сейчас открою, – вскочил Федя с постели.
За дверью стоял комендант общежития и грозный взгляд его не предвещал ничего хорошего.
– Здравствуйте, Куприян Амурович, – вежливо поздоровался Федя и неловко шаркнул ногой, словно нахулиганивший первоклассник.
Куприян Амурович Ласковый, вопреки своему любвеобильному имени, был человеком совсем не ласковым. Он был суров и строг, к курсантам относился с уважением, но и к собственной персоне требовал того же. Куприян Амурович самым главным в жизни считал дисциплину, потому что только она, по его мнению, позволила человеку стать человеком в полном смысле этого слова. Любимыми словами Ласкового были: «Дисциплинированный человек – это большой человек».
Курсанты с этим мнением соглашались, но дисциплину нарушать продолжали, и вовсе не из вредности, а потому, что по-другому было бы очень скучно жить.
– Почему не открывал долго? – пытаясь заглянуть в комнату через плечо Феди, спросил Ласковый.
– Так спят все уже давно, – объяснил Федя, выпячивая грудь вперед и тем самым отодвигая коменданта подальше от двери.
– Не рано ли спать легли? – подозрительно прищурил глаза Куприян Амурович. – Отбой всего… – он как истинный педант взглянул на часы, – восемь минут назад был объявлен. – На вас это не похоже.
– А мы сегодня устали очень. Что вы хотите, начало учебного года – это всегда огромный стресс для курсанта, – уверенно заявил Ганга, продолжая грудью напирать на коменданта.
– Стресс, значит?…
– Ага, – закивал Федя. – А нам ведь завтра рано вставать. Вот и улеглись все спать.
– А все ли на месте? – еще ехиднее сощурившись, продолжал допытываться Ласковый.
– Все, – соврал Федя и покраснел, то есть ощущения у него были такими, будто от вранья он наливается краской. Внешне же это, естественно, никак не отразилось, потому что кожа у Феди была шоколадного цвета и покраснеть не могла.
В этот момент в длинный коридор вбежали Пешкодралов и Утконесовы. Федя их заметил и непроизвольно махнул рукой. Ребята все поняли и быстро спрятались за выступ стены.
– Что это с тобой? – заметил его жест Куприян Амурович.
– Муха пролетела.
Подозрительный от природы комендант огляделся, заметил на потолке муху и Феде поверил, но попытки проникнуть в комнату не прекратил.
– И все-таки мне кажется, ты что-то не договариваешь. Ваша группа у меня на особом контроле стоит, между прочим, – сказал он. – Ну-ка разбуди… – Ласковый на секунду задумался, а Федя почувствовал, как у него душа в пятки уходит. – Разбуди Зубоскалина, путь подтвердит, что все на месте.
Федя облегченно выдохнул оттого, что Куприян Амурович захотел увидеть именно Дирола. Попроси он разбудить близнецов или Пешкодралова с Кулапудовым, тут же выяснилось бы, что их на месте нет, следовательно, они нарушили дисциплину, а этого Ласковый никому не прощал.
– Ну, конечно, Куприян Амурович, сейчас я его разбужу, – радостно пообещал Федя и, не сходя с места, чтобы не дать возможности коменданту пройти в комнату, крикнул, как это обычно делал капитан Мочилов по утрам: – Зубоскалин, подъем!
Команда сработала безотказно. Санек вскочил, мгновенно натянул штаны и вытянулся по стойке «смирно». Однако, обнаружив, что на улице еще темно, он пришел в замешательство.
– Что это еще такое? – негромко спросил он. – Кто так издевается?
