– Если честно, то не совсем, – проговорил Санек.
– Хорошо, буду объяснять по-другому. – Федя уселся на кровати, оглядел ребят и менторским тоном продолжил: – Скажите мне, господа курсанты, с чего обычно начинается следствие?
– С наличия состава преступления, – нерешительно предположил Антон.
– Хорошо, – словно профессор перед студентами, кивнул Ганга. – А еще?
– С поиска улик, – продолжил Андрей.
– Еще, – потребовал Федя.
– С опроса свидетелей и тех, кто видел убитого или похищенного последним, – после долгих размышлений наконец высказался Дирол.
– Вот, молодец, – похвалил его Федя. – А кто видел Мочилу последним?
– Ну, мы видели, – припомнил Андрей. – Ты видел, а еще Смурной с Садюкиным тоже видели. Но ведь мы-то не похищали Глеба Ефимовича.
– Не похищали, – согласился Федя.
– Тогда остаются Садюкин и Смурной. Точно, как же это мы о них сразу не подумали, – обрадовался своей догадке Андрей. Вот кого в первую очередь проверять надо.
– Ну, это у вас совсем крыша поехала, – возмутился Дирол. – Зачем Смурному или Садюкину покушаться на жизнь и свободу Глеба Ефимовича?
Ответа на этот вопрос никто дать не сумел, а потому в комнате на несколько минут воцарилось молчание. Курсанты размышляли над тем, зачем же действительно могло понадобиться физруку или Володе Смурному похищать капитана.
– А я знаю, – неожиданно подал голос молчавший до сих пор Пешкодралов.
Все взоры немедленно обратились к нему.
– Что ты знаешь? Ну же, не тяни, – поторопил его Дирол.
– Знаю, почему Смурной мог таить зло на Глеба Ефимович. Вы сами подумайте, он всего год назад окончил школу милиции. Так?
– Так, – кивнули остальные.
– А значит, Мочилов и его учил. Так?
– Так.
– А раз он его учил, то и наказывал тоже, – высказался Леха и окинул взглядом друзей.
Те сидели с непонимающими выражениями на лицах и смотрели на Пешкодралова, как на сумасшедшего. Леха от этих взглядов расстроился, но тут же вновь воспрянул духом и постарался объяснить свою мысль более доходчиво.
– Глеб Ефимович Смурного наказывал, а тот на него обиделся и эту обиду затаил. Он и в школе милиции наверняка остался только для того, чтобы осуществить свою страшную месть бывшему учителю. И вот этот день настал. – Голос Лехи постепенно приобретал зловещие интонации, от чего у присутствующих в комнате по спине пробежал неприятный холодок, а Пешкодралов тем временем продолжал: – Что может быть лучше дня, выбранного для мести, чем день рождения врага? И вот Смурной, напоив капитана, сделал вид, что отправился домой, а сам подкрался потихоньку, стукнул Мочилу палкой, а тело его спрятал.
– Вот это да! – вытаращив глаза внимал Пешкодралову Антон Утконесов. Однако его брат такого доверия к сказанному Лехой не разделял. Он иронично усмехнулся и сказал:
– Да, хорошо говоришь, только как-то неправдоподобно.
– Не хочешь, не верь, – мгновенно ощетинился Пешкодралов. – Просили версию, я вам ее и выложил.
– Нас Мочила тоже частенько наказывал, но у нас же не возникало желания похитить его или убить, – продолжал стоять на своем Андрей.
– Э-э, плохо ты, значит, людей знаешь, – откликнулся Пешкодралов тоном умудренного жизнью человека. – Люди-то все разные. Может, у Смурного патологическая обидчивость?… Я слышал, что такое бывает. Стоит такому человеку даже хоть слово не совсем вежливое сказать, – и все, можешь считать себя его кровным врагом и ждать мести.
– Бред какой-то, – вмешался в разговор Федя. – Я вот за Смурным никогда ничего такого не замечал.
– А ты думаешь, у человека на лбу написано, что у него патологическая обидчивость? – отстаивал свою точку зрения Пешкодралов. – Обычно это скрывают, как маньяки скрывают…
– Ты еще скажи, что Смурной маньяк, – усмехнувшись, перебил его Дирол.
– Вот насчет этого не знаю, – честно признался Пешкодралов. – А поводов у Володи для похищения Мочилова более чем достаточно.
– Он прав, – неожиданно перешел на сторону Пешкодралова Федя. – То есть прав не в том, что у Смурного эта самая обидчивость, а в том, что у него вполне могут быть поводы недолюбливать Глеба Ефимовича. Я сам один раз видел, как Мочила кричал за что-то на Смурного в учительской, ведь характер-то у нашего капитана, сами знаете, не сахарный. Я как раз в это время мимо шел, но как крики услышал, решил посмотреть, что дальше будет, и спрятался за углом. Смурной когда вышел, так на нем лица не было, весь красный, рожа злющая, идет по коридору и бормочет: «Давно тебя пора на свалку отправить, сам ничего не помнит, а на других сваливает». Я тогда еще очень удивился, никогда не видел Володю таким озлобленным, но потом подумал, что ссоры со всеми происходят, и забыл об этом случае.
– Да, вот это уже действительно интересно, – высказал свое мнение об услышанном Андрей. – Значит, завтра же с утра надо проверить Смурного.
– Утра долго ждать… – начал было Дирол, но тут же замолчал, потому что дверь открылась, и в комнату вошел Володя Смурной.
На курсантов его появление подействовало как взрывчатка. Андрей с Антоном от неожиданности вскрикнули, Дирол почему-то отбежал на всякий случай к окну, Федя заискивающе улыбнулся, и только Леха продолжал хранить невозмутимость и спокойствие. Смурной, казалось, ничего не заметил. Он спокойно сделал несколько шагов, остановился посередине комнаты, долго смотрел на близнецов Утконесовых и, наконец, неожиданно весело сказал:
– Надо же, сколько на вас не смотрю, до сих пор не могу научиться разбираться, кто из вас Андрей, а кто Антон. Так кто же из вас кто?
– А мы сами иногда путаемся, – после некоторого замешательства нашелся, что ответить, Андрей.
– Ага, вот как сейчас, например, – добавил Антон.
Близнецы не хотели называть Смурному своих имен, мало ли, что у него на уме. Особенно испугался Андрей, потому что именно он сегодня подрался с Васей Муромцевым из группы Смурного, а потом вместе с ним мыл туалеты в качестве наказания. Может, Смурной разозлился на него за это и теперь хочет отомстить? Что ни говори, а слова Пешкодралова о патологической обидчивости не прошли бесследно, и теперь курсанты просто боялись сказать что-нибудь невпопад. И как будто в подтверждение этих мыслей Владимир Эммануилович неожиданно спросил:
– Тогда вы наверняка знаете, кто из вас сегодня подрался с Муромцевым. Мне об этом Фрол Петрович рассказал.
Андрей похолодел, предчувствуя грядущую беду. «Вот, Садюкин, вот, гад! Вечно он языком треплет. Ну все, теперь я тоже подвергнусь участи Мочилова», – обреченно подумал Андрей и вслух сказал:
– Это я подрался.
Как ни странно, но Смурной не огорчился и не разозлился, наоборот, он хохотнул и спросил:
