– У-у-узнать, кто такие, и ко мне в команду, – заикнувшись, передал им народный избранник, выбранный на свою должность губернатором области.
* * *
– Сейчас перемахнем, – успокаивающе кричал за спину Михаил, с тревогой следя за сутолокой на перекрестке двух дорог.
* * *
– Вот только перемахну этот овраг, и окажусь впереди них, – задыхаясь, говорил сам себе Пешкодралов, срезая путь и пробираясь через грязно-красный ряд гаражей.
Седьмым чувством Леха ощущал, что преступник направится к выезду из города. По асфальту это полтора часа нормальным темпом и минут сорок – сорок пять в бешеной гонке. А здесь Лехе только преодолеть этот овраг, затем немного в гору, туда, где располагалось у них стрельбище, а потом с другой стороны вниз на всех парах. Полчаса, не больше, на это уйдет у парня. С его-то способностью к пешим переходам.
Пешкодралов старался на славу. Подобрав полы длинного не по размеру свитера, в котором элегантно торчала розочка, курсант бухал тяжелыми ботинками, поднимая пыль и разгоняя зазевавшихся кошек. Вот и последний гараж. Спуск за ним открывался крутой, на такой парень не рассчитывал.
– А, прорвемся, – махнув сверху вниз рукой, успокоил себя Леха, сел на пятую точку и лихо скатился на дно оврага. Зацепившись за незапланированный сук, штаны затрещали и порвались по шву там, где не следовало бы им рваться.
– Перебьемся, – не поддаваясь унынию, бодро сказал Пешкодралов, прикрыв рукой срамное место, и воодушевленно полез вверх.
* * *
– Да, Володя, что ни говори, а жизнь неплохая штука, – мечтательно произнес Глеб Ефимович, с чеширской улыбкой уплетая здоровенный шматок сала с бородинским хлебом.
Лейтенант только смущенно и сыто икал, чувствуя, как расслабленные руки и ноги окончательно перестают его слушаться. Капитан налил им по маленькой, и Смурного, чуравшегося ранее крепких спиртных напитков, развезло не на шутку. Приятное тепло разлилось по всему телу, голова стала тяжелая, а мысли легкие-легкие, и все про Людочку. Людмилу.
Люду...
– Жалко только, что дана она нам ненадолго, – закончил фразу Мочилов и, подперев рукой щеку, грустно задумался. – А чего это мы с тобой телевизор не включим? – словно очнувшись, перевел разговор на другую тему капитан. – Столько дней не в курсе событий, творящихся в мире. Может, давно власть сменили, а мы с тобой тут прохлаждаемся.
Он тяжело поднялся на неверные ноги, которые тоже расслабило от долгого голодания, и подошел к телевизору. На московских каналах показывали откровенную муть, все про слюнявую любовь, которую капитан терпеть не мог. Он переключил на канал местного телевидения и с удивлением увидел там себя, изможденного и небритого, ерзающего на холодных ступенях.
– Хорош гусь, – печально усмехнувшись, оценил свой облик Глеб Ефимович.
На него смотрел измученный, сильно постаревший за последние дни человек средних лет. Всегда сдобные, пухлые щеки его опали, спустившись вниз и повиснув, как у бульдога. Точно такие же мешки, только поменьше, жалостливо висели под глазами, делая взгляд особенно печальным. Растрепанная, три дня не чесанная шевелюра колючими сосульками торчала во все стороны, а пышные некогда усы, гордость капитана, поникли, с грустью указывая на землю.
Сидящий рядом лейтенант выглядел ничуть не лучше, разве только моложе.
– Что болезнь-то с людьми делает, – посетовал Мочилов. – Вот и прославились мы с тобой, Вовка. До чего ж приятно.
Лупоглазый диктор быстро и путано рассказывал о последнем событии, участниками которого стали наши герои, безбожно перевирая факты на свой лад. Коллеги с удовольствием уселись напротив голубого экрана, наслаждаясь нежданной популярностью. Глеб Ефимович щеголевато закинул ногу на ногу, покачивая голубой домашней тапочкой, и закурил прямо в зале, что раньше никогда бы себе не позволил. Из-за жены.
Володя вел себя скромнее. Видимо, его натура была менее податлива медным трубам славы. Но и он с вниманием вслушивался в передаваемые новости, временами краснея от смущения.
Внезапно трансляция прекратилась, прервавшись на рекламу.
Тесные улочки города сменились мрачно-черной, с красными всполохами пламени комнатой, из которой буравила глазами капитана с лейтенантом знаменитая предсказательница и ведунья, специально приехавшая из столицы в Зюзюкинск, чтобы вернуть безутешным зюзюкинкам ветреных мужей, заодно избавить их от алкогольной и табачной зависимости, поднять, если надо, потенцию, а также вылечить все население городка от всяческих болезней, как от тех, с которыми современная медицина борется, так и от тех, на которые врачи всего мира не могут найти управу.
– Целительница Варвара вернет вас к счастливой жизни, – лозунгом прозвучали последние слова рекламы, и комната пропала в небытии.
Подпрыгнув в кресле и свалив тапку с ноги, Глеб Ефимович взревел:
– Наше-о-ол!
Он подскочил к ничего не понимающему своему товарищу и стал с маниакальной настойчивостью трясти его за плечи.
– Вот она, панацея от всех бед, – орал как резаный капитан, роняя пьяные слезы от счастья. – Ты понял? Варвара наше спасение. Мы вылечимся назло всем докторам больницы номер один, помяни мое слово. Да чего ты молчишь?
– М-м-м, я... ща... ду... – трясся в мертвой хватке Мочилова Смурной, тщетно стараясь выговорить слова восторга.
Вместо языка глаза очень красноречиво кричали, орали, вопили – я буду жить!
– Идем прямо сейчас, – отпустив лейтенанта, воскликнул Глеб Ефимович, широко взмахнув в сторону двери рукой.
– Угу, – облегченно буркнул Володя, отходя от встряски.
* * *
Перемахнули перекресток наездники эффектно. По случаю всего лишь одной своей лошадиной силы, «Хендая» скотина настигла гораздо позже головного эскорта погони. К этому времени охранники, сдавливавшие с двух сторон еле живого представителя народной власти, порядком оклемались. Они выбили приемчиком мая-гери двери правительственного автомобиля и выскочили наружу, выставив автоматы вслед удаляющимся Утконесовым. Но братья были так далеко, что никакая пуля теперь не взяла бы их. За исключением того случая, конечно, если к пуле приделать моторчик. Для большей театральности ребятки присели на корточки, якобы укрываясь от огнестрельного оружия, и свирепо выстрелили в воздух.
Знали бы они, что за спиной у них разгоряченный конь, обезумевший от скорой скачки и постоянного похлопывания по крупу руки Зубоскалина.
Услышав короткую очередь, нервное от природы животное заржало, теряя контроль над своими действиями, испуганно скосило голубой, бездонный глаз и в мощном прыжке перемахнуло через стрелявшую охрану.
Когда ребята подняли глаза и увидели над собой огромный лошадиный живот с черными копытами, блестящими тяжелыми подковами, мир для них перестал существовать, и они упали на тротуар в глубоком обмороке.
