Однако его никто и слушать не стал.
Зубоскалин почувствовал высокую ответственность, возложенную на него ребятами. Где-то далеко в мозгу патриотично заиграли звуки горна, что-то из далекого пионерского прошлого. Скорее всего, пионерскую зорьку. Вспомнились мудрые слова отца в тот момент, когда Дирол в последний раз его видел. «Живи по совести», – сказал тогда батя, запустив руку в кудрявую шевелюру сына, потрепал ее и ушел насовсем, бросив их с матерью в коммуналке с семью соседями и бесчисленным количеством тараканов. Саша на всю жизнь запомнил эти слова, и теперь они неспроста всплыли в возбужденном мозгу. Саня согласился.
Обмундирование для операции найти было не так сложно. Курсанты, как и все нормальные люди, имеют свои семьи, а вместе с ними и матерей, сестер, тетушек, а также другой родственный персонал женского пола.
Принесли кто что мог: платье красное, с заманчивыми лямочками на плечах, кольца и браслеты, набор косметики, колготки с лайкрой... Федор Ганга раздобыл бабушкин белый парик, которым старушка намечающуюся лысину прикрывала. И самое главное, объект предполагаемого покушения преступников – сумка от тети Аси.
Вот только женские туфли сорок второго размера найти оказалось довольно проблематично.
– Может, мамы моей полезут? У нее тридцать девятый, – говорил Пешкодралов, вытаскивая из деревянного коробка присланные по такому случаю черные туфли с каблуком-рюмочкой и аляповатым белым бантом моды годов семидесятых.
Зубоскалин скривил лицо, глядя на этакую красоту.
– Они мне под платье не подходят.
– Разговорчики, курсант, – одернул его Кулапудов. – Парк «Липки» – это не подиум д’арт, и такие сойдут.
Зубоскалин вздохнул и попробовал натянуть обувь мамаши Пешкодраловой.
Это оказалось нелегко. Три недостающих размера давали о себе знать.
– Поднапрягись, – советовал какой-то из Утконесовых (Зубоскалин до сих пор их иногда путал, а в данном конкретном случае и разбираться не стал, кто есть кто). – Еще немного потужитесь, мадам, может, родите кого. В Книгу Гиннесса попадете, желтая пресса, опять же, заинтересуется. А это уже популярность.
Зубоскалин ничего на это не ответил, только со злости так поднажал, что утрамбовал правую стопу свою всю без остатка в матушкину туфлю.
– Хвалю, – одобрил Кулапудов, – давай вторую.
Вторая пошла быстрее, потому что раздражение Зубоскалина не все вышло на первой попытке. Окончив титанические труды свои, Дирол полюбовался ногами. Как дурак.
– Ну все, комплект готов. Теперь хоть на панель, местным путанам конкуренцию составлять, – заметил Кулапудов. – Можно идти.
Курсанты встали со своих пунктов наблюдения за Зубоскалиным и направились к двери. Дирол тоже рискнул встать. Громкий треск возвестил о том, что у новоиспеченной дамы не все в порядке. Пешкодралов выругался.
– Это же мамины выходные, – с горечью сказал он.
А Зубоскалин что мог сделать? Разве ж он хотел? Все с грустью смотрели на раненые туфли, по бокам которых вываливались наружу мизинцы. Дело принимало совершенно непредсказуемый оборот. Неисполнимый.
– Лейтенант Костоломова, – догадался Ганга, со скоростью черепахи собиравший вещи для того, чтобы лечь в больницу. Он страшно не хотел этого и всячески оттягивал неизбежное.
Все многозначительно переглянулись: как им раньше не пришла в голову такая идея? Ведь Костоломова – это не женщина, это титан женского пола. Федор Ганга до сих пор таит на лейтенанта обиду за то, что ростом он перед нею подкачал. На два сантиметра Костоломова выше самого высокого курсанта школы. Ну кому такое понравится?
– Я у нее просить не буду, – сказал, как обрубил, Федор.
Все призадумались. Поскольку эта женщина отличалась не только мощными габаритами, но и тяжелым характером, шутить с ней никто не любил.
Как сказать лейтенанту, что им нужна обувь огромного размера, и при этом остаться живыми?
– А пусть Зубоскалин идет, – предложили Утконесовы хором. – Заодно там и примерит.
– Не пойду я, хватит с меня того, что пугало из меня сделали.
Пусть Пешкодралов идет. Он по женским туфлям спец.
Пешкодралов, мирно горевавший на табуреточке над погибшими мамиными выходными, встрепенулся и густо покраснел. Как можно деревенскому парню, который ни разу не решался заговорить с девушкой, что коня на скаку остановит, в горящую избу войдет и курсанта Зубоскалина одним ударом кулака на место поставит, как можно у такой женщины просить столь личную деталь туалета, как туфли.
– Да вы... ребята... да как... – промычал Пешкодралов, уже влекомый братвой к заветной комнате общежития под номером тринадцать.
Лейтенант Костоломова проводила время, как обычно вне занятий: разобрала пистолеты «ПМ» и «ТТ», сложила все их составляющие в косметичку, тщательно перемешав, и теперь с завязанными глазами пыталась заново собрать вышеозначенное оружие, выуживая их детали среди помады, теней и лака для ногтей. Громко хлопнувшая дверь возвестила о том, что к лейтенанту Костоломовой ворвались посторонние. Не исключена диверсия.
Резким движением лейтенант сорвала повязку с глаз и угрожающе выставила вперед недоукомплектованный «ТТ».
– Я-я... – передернувшись и подняв вверх руки, простонал Пешкодралов, – шел мимо и вот... решил заглянуть.
Женщина опустила грозное оружие, все еще оставаясь настороже. Нежданный визит курсанта не внушал ей доверия. К тому же, зная досконально, что нужно делать в бою с мужчинами, Костоломова смутно представляла себе свои действия с ними в мирное время. Тем более наедине.
– Ты... вы... как... – замялась женщина.
– В гости, – нашелся Пешкодралов и вытер проступивший от натуги пот со лба.
– А-а.
Костоломова плюхнулась на кровать, около которой происходила сборка оружия. Пешкодралов огляделся, увидел стоящий у двери табурет и последовал ее примеру. Как дальше общаться с лейтенантом, курсант и предположить не мог. Не говорить же ей комплименты. Хотя... Она, если присмотреться, тоже женщина. Пешкодралов набрался смелости и решился:
– Вы сегодня это... выглядите неплохо.
Костоломова недоуменно оглядела себя. Ежедневный ее наряд – форма лейтенанта милиции – как всегда сидела безукоризненно на мощной фигуре. Но, по-видимому, она действительно выглядела сегодня как-то по-особенному.
– И... какие туфли у вас!
Лейтенант посмотрела на форменные ботинки, туго зашнурованные на ее ногах сорок третьего размера. Затем перевела взгляд в ту сторону, в которую смотрел Пешкодралов. В углу, у шкафа, красовались белые туфли на высоком каблуке, сшитые на заказ.
Обувь всегда была ее головной болью. Никакие рынки, никакие магазины не могли предоставить Костоломовой хоть что-то женского нужного размера.
