Со всеми предосторожностями, которым учат следователя в школе милиции, Мочилов подошел к плотно закрытой двери. Враг не таился, включил магнитофон, словно чувствовал себя как дома. Капитан отошел на пару шагов и эффектным приемчиком малаша-гери, вложив всю силу в толчок ноги, снял дверь с петель.
Клубы едкого дыма вырвались наружу, дохнув Глебу Ефимовичу в лицо несусветной вонью и чуть не доведя его до состояния потери ориентации в пространстве и временного отсутствия сознания, или попросту отключки. Глазам открылась картина, заставившая капитана в состоянии ступора выпустить из рук единственное свое оружие. В трусах и в майке, с противогазом на голове в комнате бился в предсмертных конвульсиях – отвечавших, кстати, такту музыки – человек. В руке он держал крем после бритья, поднеся его ко рту, думая, что это микрофон, щиколотки украшали портянки, повязанные на манер африканских браслетов, среди гофрированных складок хобота затесался цветок незабудки. И все это венчала плоская соломенная шляпа, придавая гражданину вид нелепейший.
«Когда человек заболевает этой болезнью, у него с глазами что-то случается и запахи всякие чудятся. А потом помешательство может быть», – вспомнились недавние слова новенького.
Самые страшные опасения Мочилова подтвердились на примере.
Даже не в том беда, что Ганга заражен страшной болезнью, по поводу которой сомнений быть не могло. То, что это Федор, капитан, кстати, тоже не сомневался, такую запоминающуюся фигуру трудно было с кем-то спутать. Но из всего, что произошло здесь и сейчас, выходило, что он, Мочилов, успел подхватить вирус. Симптомы налицо: и странные запахи, и с глазами беда, слезятся, как ненормальные. Хотя Глеб Ефимович и был преисполнен благородных стремлений, но до известных пределов, пока личная, довольно субъективная, но дорогая капитану шкура не подвергалась опасности. Видимо, поэтому он сразу забыл думать и о цели своей провести ревизию в общежитии, и о коварных бандитах. Мысль о потерянном здоровье эгоистично заглушила все остальные, полностью завладев сознанием Мочилова.
Кассета кончилась, и Федя распахнул сладко прикрытые от наслаждения эстрадным искусством веки. В дверном проеме он увидел преподавателя и вздрогнул от неожиданности. Решив, что это за ним специально пришли, потому что он пропускает занятия, парень порядком струхнул и в виноватой позе замер перед Мочиловым. Капитан, чувствуя недомогание, мало заботился о том, что в принципе нужно что-то сказать, желательно доброе и ободряющее. Все замерло. Даже кастрюлька, совсем недавно возмущенно бурлившая, была снята с плитки по причине полной готовности ее содержимого, которое аккуратно было перелито в стакан и поставлено на окошко остужаться. Зелье практически уменьшилось в пять раз в объеме. Лекарство перешло из светло-желтого, жидкого, в темно-коричневое вязкое состояние. Оставалась самая малость.
– Понимаете, я не хотел пропускать занятия. Так вышло, – первым заговорил Федя, стараясь придать голосу как можно более жалостливый тон. Но получилось скорее угрожающе, потому что противогаз снять Ганга не позаботился, а гулкие, низкие звуки, проходящие сквозь него, на страдальческие никак не походили. – Все дело в том, что я заболел и вот по одному рецептику приготовлял себе лекарственное средство.
Очень действенное, мне сказали.
– Средство? – Мочилов оживился. А что, собственно, он так пал духом? Это же не СПИД какой-нибудь, лекарство обязательно должно найтись.
– Да, народное. Там на окошке стоит.
Глаза капитана загорелись жадным блеском, когда он, бросив взгляд на подоконник, на деревянной дощечке увидел заляпанный пальцами граненый стакан с вязкой жидкостью.
Рука сама собою потянулась по направлению к свету, непроизвольно выделилась вызывающая голод слюна. Мочилов шумно сглотнул и как сомнамбула пошел по направлению к окну.
Что-то нехорошее закралось в душу Феди. Своего классного мена, учителя, которого Ганга знает почти всю жизнь, долгих три года, парень ни в каком коварстве заподозрить не мог. И все-таки внутри у Федора все тревожно сжалось, и сомнения засуетились в мозгу.
И не напрасно. С ужасом Ганга увидел, как Мочилов жадно протянул руку к стакану, взял его и дрожащей рукой поднес к губам.
– Не-е-т! – прорезал тишину общаги душераздирающий вопль. Мир рушился перед глазами Ганги, разлетался на мелкие куски, которых не склеить больше.
Сделав нечеловеческое усилие, парень рванул вперед, совершив прыжок, достойный олимпийской награды, как вратарь вытянув руки, мечтая ухватить ими то, что должно было вернуть его к жизни.
– Средство народное, неопробованное, – между тем скороговоркой оправдывал свои действия коварный тип, он же преподаватель Высшей школы милиции капитан Мочилов. – Я не могу позволить моему курсанту пить неизвестно что. Сначала проверим на мне.
И, сказав это, Глеб Ефимович залпом сглотнул содержимое стакана как раз в тот момент, когда на него обрушилось двухметровое с кепкой тело, мощно подмяв под себя. Капитан почувствовал, как горло нестерпимо обожгло, а незабываемый, самый мерзкий из всех мыслимых вкус заполнил рот, приведя мужчину в полуобморочное состояние.
Пустой стакан со звоном упал на пол, разлетевшись на осколки.
«Итак, жизнь кончена», – пронеслось в голове у Ганги.
«Точно», – ответили мысли Мочилова.
Осколки мрачно поблескивали, отражая пробивающиеся сквозь пасмурное небо бледные лучи.
* * *
Поскольку третьему курсу Высшей школы милиции поручено было несколько необычное и трудоемкое задание, сам полковник Подтяжкин распорядился на неделю, отведенную для поимки преступника, сократить занятия курсантов до минимума, то есть до двенадцати часов пополудни.
В другое время это событие заставило бы парней расслабиться и заняться самым приятным на свете делом – впотолокплеванием, но не сейчас.
Лишь только последняя пара закончилась, Кулапудов подозвал временных подопечных своих и объяснил весь расклад дел, запланированных им на вторую половину дня.
– Итак, – сказал он весомым голосом спокойного и уверенного в себе руководителя, – расклад такой: место следующего преступления мы знаем, время – можем лишь догадываться.
Все предыдущие преступления происходили во второй половине дня, приблизительно в то время, когда люди возвращаются с работы. Это хорошо. У нас еще есть несколько часов, чтобы обсудить план поимки преступников и потренироваться в их непосредственном захвате. Я договорился с деканом по поводу места наших учений. Он отводит нам сарай на стрельбище за школой.
– Это тот обшарпанный, с сельхозинвентарем? – уточнил Утконесов Андрей.
– Он самый, – согласился Кулапудов.
– Предлагаю в качестве дурковеда-муляжа поставить Пешкодралова, – выкрикнул Зубоскалин, не забывший давешнюю их с Лехой ссору. – Он мелкий, как раз хорошо будет на нем меткость отрабатывать.
Пешкодралов налился краской и, набычившись, двинулся на Дирола.
