– Мы не должны сдаваться, – упорствовал Иннокентий. – Иначе грош нам цена.
– Тебе легко говорить – ты не любил Вальку! – с обидой воскликнула она.
– Да, не любил, признаюсь, но не желал ему смерти…
Они тронулись в путь, когда на Юркиных часах обе стрелки сошлись на одной цифре – двенадцать. Галина была удручена и неразговорчива, Иннокентий и Юрка хранили молчание. Галина не убежала, не бросила друзей. И это Иннокентий считал своим скромным достижением.
Значит, она ему поверила. Несмотря на все оскорбления и показное недоверие.
Они медленно продвигались к границе с Абхазией. Взбираясь все выше и выше, они недоумевали: сколько же продлится этот подъем.
Около четырех сделали привал недалеко от тисовой рощи. Миновав ее, чуть спустились по склону, а потом дорога снова повела их вверх. Они вошли в дубовый лес, оплетенный змеиным маревом лиан. Ломоносы, сассапарили, обвойник источали знойную влагу. Продираясь сквозь это чадящее зеленое облако, друзья растеряли остатки сил и снова расположились на привал.
Галина дала волю чувствам. Ни о какой еде никто не думал – все были слишком подавлены. Даже Иннокентий, не питавший к Валентину дружеских чувств, ощущал какую-то странную пустоту. Он привык с кем-то спорить, не соглашаться, противоречить, что-то отстаивать, а в наступившем молчании образовалась незаполнимая брешь.
Поднявшись еще выше, они снова увидели сосновый лес. Сосна не знала себе равных по взбиранию на кручи. Несмотря на большую высоту, путешественники больше не видели море – мешали несколько параллельно идущих горных цепей.
Напоминавший лавандовые заросли закат поверг их в печаль.
Галина сокрушалась о брате, Юрка тихо сочувствовал ей, а Иннокентий ощущал себя лишним в этом покойном соразмерном мире, где солнце, нисходя, одевает горы в яркую фиолетовую тень, а небо при этом тлеет и расплывается, как воск декоративной сиреневой свечи.
Такого заката Иннокентий никогда не видел. Он был таким же неспешным, как и на море, но выдержан в единой гамме, и потому от него веяло каким-то гармоничным смирением. А когда душа пребывает в сумятице, когда ее неволят грустные думы, великолепие морских закатов порой повергает в ужас. Дивишься собственной серости и незначительности.
В горах, где чувствуешь себя более оторванным от мира, чем на берегу или среди водной пустыни, тебя посещает печаль, глубокая, как ущелье, безмолвная, как горная вершина. Ты равен миру, его вечернему покою, и это равенство, как достигнутая цель – причем достигнутая единственно благодаря твоему присутствию на определенной высоте, – будит в тебе умиротворенную грусть с тонким отзвуком сожаления.
ГЛАВА 24
Солнце не щадило никого – ни многочисленных туристов, едущих в Гагры или Пицунду на раздолбанных «пазиках», ни абхазцев и грузин с тележками, груженными разным барахлом, ни самих пограничников.
Видимо, солнце так напекло головы последним, что они (и с той, и с другой стороны) стояли как попало, половина – в штатском, половина – в камуфляже. И кавказцы, и русские, казалось, были спаяны негласной тайной, а именно – «скромной» уверенностью, что это их вотчина и здесь законы устанавливают они.
Порядок прохождения границы был беспорядочным. Пограничники выборочно проверяли документы, без конца дублируя друг друга, отпуская обидные шуточки по адресу абхазских крестьян-горлопанов, отвечавших парням в камуфляже с бесшабашной смелостью, а порой и с бесцеремонной наглостью.
Кое-кого мурыжили в течение полутора часов, других пропускали, едва заглянув в их документы, у третьих паспортов вообще не спрашивали.
Этот процесс своей непредсказуемой логикой посеял бы панику в любом иностранце. Но у здешних жителей не вызвал даже слабых эмоций. Эта порода граждан отличалась мрачным и вязким фатализмом и, если было бы нужно, простояла бы в очереди полдня без видимого возмущения.
Иннокентию, Галине и Юрке не повезло больше всех. Они даже не успели добраться до будки на абхазской стороне с простой вывеской «Регистрация».
Русские пограничники задержали их, лишенных документов, с подозрительно облегченным багажом, покрытых дорожной пылью, с дерзкими глазами, насмешливо-отчаянного выражения которых они так и не сумели скрыть.
Их тщательно обыскали. Иннокентий подумал, как вовремя он решил избавиться от пистолета, который Юрка до сих пор таскал в своем рюкзаке.
В нагретом домике нечем было дышать, но это, кажется, никого не волновало.
Парень в камуфляже, с насупленными бровями и щетинистым подбородком, записывал их данные в журнал. Иннокентий назвался другим именем, не испугавшись строгого предупреждения сержанта «не врать». Парень грозил навести самые подробные справки о каждом из них. Даже чары Галины, сколько она ни улыбалась парням, не могли смягчить их закаленных сердец.
Конечно, ребята рисковали, но у них не было выбора. Они отважились еще и потому, что видели, как многие туристы переходят границу без предъявления документов. И каким бы это ни было парадоксальным предположением, но Иннокентий, как только их задержали, сразу подумал, что это происки Хазара или ментов.
– Слишком велико совпадение, – шепотом говорил Юрий, не соглашаясь с ним.
– Тогда почему одни проходят, а другим – от ворот поворот? – недовольно спросила Галина.
В этот момент сержант связался с кем-то по рации, не заботясь о том, слышат ли его задержанные. Он говорил недолго, но его короткие реплики подтвердили догадку Иннокентия.
– Мы попали, – покачал он головой, – задержали нас не случайно. Подозреваю, что даже если бы у нас были паспорта, нас все равно бы здесь оставили.
– Эта затея с самого начала была обречена, – поморщилась Галина.
Она сдвинула брови, сцепила пальцы, склонила голову.
Иннокентий понял, что она думает о брате. Он перевел взгляд на пищущего в журнале сержанта. Тот почувствовал его взгляд, вскинул глаза. В них не было ни тени симпатии. Ничего, кроме холодного интереса.
Иннокентий решил ни о чем не просить и не спрашивать сержанта.
– И что же мы будем делать? – тихо сказал Юрка.
– Ничего. Думаю, нас будут допрашивать на предмет сокровищ, – пожал плечами Иннокентий.
В маленьком оконце он видел медленно продвигающуюся очередь – старые маршрутки, тележки, люди. Над пыльной дорогой гордо возвышались темные кипарисы. Пограничники, теребя автоматы, позевывая, проверяли документы. Одних пропускали, другим приказывали отойти в сторону.
С толстой абхазкой, брызжущей слюной, вообще не стали разговаривать, резко отстранив ее с дороги – мол, жди, когда тобой займутся.
На душе скребли кошки. Может, права была Галина, говоря, что не стоило связываться с этими сокровищами? Интересно, существуют ли они, или результатом стольких преодоленных препятствий явится разочарование.
