– Придурок, стрелок-радист, гоблин сраный! – приговаривал Карагодин, нанося очередной удар.
Несколько из них даже достигли своей цели, зацепив по касательной большую голову Владика.
– Урод лохматый! – продолжал Карагодин, хотя Владика, подстриженного почти под «ноль», лохматым можно было назвать только при большом воображении.
– Растяпа, олух гнилой, кот помойный, – не унимался Карагодин, – тебе только кур щупать, курощуп гребаный!
Он тяжело дышал, раскраснелся, как в парной после двадцатиминутного захода, но все не мог остановиться. Наконец, замахнувшись последний раз, он сплюнул на пол и опустил руку. Встал.
Эдик глядел, как начальник разделывается с его братом, но опасался вклиниться. Сначала он отошел немного в сторону, а потом приблизился, чтобы вмешаться, если разборка зайдет слишком далеко.
– Гондон. – Карагодин устало ткнул лежащего Владика носком сапога.
– Чего такое, Палыч? – Владик сел, прислонившись к стене, осторожно поглядывая на шефа.
– Чего такое?! – Карагодин воздел дрожащие руки к потолку. – Он еще спрашивает!
Осмотревшись, он поднял один из табуретов и со вздохом опустился на него.
Поняв, что основная волна цунами прошла, Владик тоже поднялся, но остался стоять перед Карагодиным.
– Я чего-то не понимаю, – пожал Владик накачанными плечами.
– Это уж точно, где тебе понять, – выпустив пар, Карагодин сбавил обороты, – а кто якута замочил?
– Так ведь убежать он хотел… Вы ж сами видели…
– Догонять нужно было, – сморщившись, как печеная картошка, ехидно заметил Карагодин, – а не палить. Ладно якут, а полярника кто упустил?
– Да он бегает, как… – Владик задумался, подбирая нужное сравнение, -…как олень, блин.
– С твоими ногами ты сам как олень, блин, должен бегать. Курить нужно меньше.
Владик молча переминался с ноги на ногу, словно великовозрастный школьник. Он не знал, куда деть свои большие руки, поэтому разминал пальцы.
– В общем, так, орлы, – расправил грудь бывший подполковник, – полярника этого нужно взять во что бы то ни стало.
– Да куда он денется, Палыч? – пожал плечами Эдик, решивший поддержать брата.
– Сам знаю, что никуда, – стрельнул в него Карагодин острым взглядом, – только сделать это нужно как можно быстрее. Пока он в тайге лыжи не откинул. Если с ним что-нибудь случится… – перевел он взгляд на Владика, – вы у меня попляшете. Дерьмо заставлю жрать и спасибо говорить!
– Далеко не уйдет, – кивнул Владик.
– Молчи уж, – махнул на него рукой начальник охраны. – Завтра на рассвете вылетаем. Возьмете еще двоих: Димыча и Белого.
– Так они квартиру стерегут, может, вернется полярник…
– Идиот, – хмыкнул Карагодин, – знаешь, где сейчас полярник? Верст двести будет. Да и ранен он, не думаю, что долго за ним бегать придется. Так что – снимайте наблюдение.
Глава 11
– Кончай, батяня, пошли – вдарим по маленькой, – Павел вышел из кухни в гостиную, где возле окна, как на посту, сидел с биноклем Вилен Михайлович.
Был ранний вечер, но скупое якутское солнце давно закатилось за далекую сопку. Яковенко-старший, чтобы его было не так заметно снаружи, погасил в комнате свет и сидел в полной темноте.
– Батя, – еще раз позвал Павел.
– Отстань, Пашка. – Вилен Михайлович сидел, словно прилепленный к подоконнику суперцементом.
– Сколько можно сидеть? – Павел, не зажигая света, плюхнулся на диван. – Два дня уже никого там нет.
– Дурак ты, Пашка, – бросил Вилен Михайлович, не отрываясь от оптического прибора, – ради таких денег можно немного и посидеть.
– Да ты и так словно на посту…
– Чует мое сердце, Паша, чует – что-то намечается. Не зря я сюда переехал, не зря квартиру поменял, чтобы можно было в окна смотреть. Куда, ты думаешь, все подевались, а?
– Поехали на свадьбу, к молодым, – выдал Пашка свою теорию.
– Нет, Паша, – прохрипел Яковенко-старший, – невеста с матерью в Свердловск укатила несколько дней назад. А Егор с ними не поехал. Почему он с Кюкюром остался?
– Дела какие-нибудь… – неопределенно прогундосил Павел.
– Ну какие дела, Паша, у него могут быть в Якутске?
– Мало ли…
– Вот именно, мало. Он остался, чтобы забрать камушки. Таныгин, видно, не выдержал, открылся будущему зятю.
Вилен Михайлович говорил с придыханием, словно сам открывал страшную тайну.
– Помнишь, Паша, три дня назад Кюкюр домой вернулся?
– Это когда ты на ночь глядя поперся куда-то?
– Поперся, Паша, поперся. Волка ноги кормят. Не все же нам по окнам глядеть, когда-то нужно и за дело приниматься. Кюкюр в тот вечер до дома не дошел. Шепелев за ним людей прислал. Якут в машину сел, и больше я его не видел. Живым не видел.
– Ну? – Павел сделал вид, что заинтересовался сообщением отца. – Что же он, замерз, что ли?
– Убили его, Паша, – еще больше понизив голос, сказал Вилен Михайлович.
– Ты-то откуда знаешь? – с сомнением спросил Пашка.
– Как только Таныгина увезли, я сразу же заподозрил что-то неладное. Никогда в жизни Кюкюр на таких машинах не ездил. Значит, кому-то понадобился. То есть ясно как дважды два кому – Шепелеву. Увезли Кюкюра, а у меня сердце не на месте, Паша. Чую, что тайна без меня откроется. Но все же, думаю, не все потеряно. Зятек его будущий у окна стоял, когда якута увозили. Видно, он тоже почуял неладное. Гляжу это я – мотается по комнате как неприкаянный. Несколько часов комнату шагами мерил, потом собираться начал.
Яковенко-старший замолчал.
– Ну и что? – Пашка не выдержал и стал торопить отца.
– А то, Паша, – продолжил Вилен Михайлович, – понял я, что нужно мне поглядеть, куда это он? Собрался я по-быстрому, прихватил оптику и успел вовремя, он как раз из дома вышел. Я за ним. Иду так на расстоянии, думаю, куда же это он? А он прямо к офису Шепелева. Только он на территорию вошел, как из гаража «Волжанка» выехала. Он – к стене. Тоже скрывается. Потом – шасть в ворота. У меня сердце заколотилось – думаю, нужно поглядеть, а как поглядишь? Осталось только ждать. Дело, надо сказать, все быстро провернулось. И пятнадцати минут не прошло. Хоть я и тепло оделся, но все же успел слегка озябнуть. Только когда я выстрел услышал, меня еще больше знобить стало.
– Так ты не видел ничего, да? – встрял Пашка.
– Кое-что видел, Паша, видел, – понизив голос, произнес Вилен Михайлович. – Немного погодя после выстрела из гаража вылетел этот полярник, махнул через забор и – Васькой звали. За ним один из этих гоблинов в красной куртке. Но, я так понял, не догнал он его: вернулся один. Минут через тридцать менты подъехали. Я-то напротив сижу – через дорогу в бинокль за всем наблюдаю. Когда ворота открыли, я так и охнул. Якут лежит прямо перед воротами, мертвее мертвого. Его простыней накрыли и на «Скорой» в морг отправили. А куда же еще?
