– Мужчины всегда подсознательно хотят, чтобы все женщины, которые встретились им на жизненном пути, были нетронутыми, поэтому я взял новую. Наверное, тебе интересно знать, сколько я за нее заплатил?
Он заказал себе водки и сейчас пропустил уже рюмочку пятую, а может, и шестую, Дарья не считала, но видела, что мужик напивается. Чем больше он пил, тем длиннее становился у него язык, и его тянуло рассказать, что да как.
– Два месяца назад я снарядился в Москву, зашел в один из автосалонов, ткнул пальцем в самую дорогую тачку, что у них была, и сказал: «Хочу». Ты понимаешь, у него триста пятьдесят лошадок под капотом, это ж не просто так. Мне поставили внутрь навигационную спутниковую систему, защитили кевларом днище. Я взял черную машину с черным салоном. Смотрелось... это надо было видеть. – Он выпил еще и посмотрел сквозь пьяный туман на Дарью. – А теперь я сижу и пью с красивой девушкой. Ты, наверное, очень хочешь знать, сколько стоила моя машина? Я тебе скажу, – он наклонился к ней и одними губами произнес: – Со всеми наворотами... сто тридцать пять.
Мысли у Дарьи в голове завертелись, закружились, словно вьюга. Она никак не могла сообразить, может, от того, что сама немного выпила, чего сто тридцать пять. Тысяч рублей? Или тысяч долларов, или дойче марок. Если рублей, то слишком дешево за «Мерседес», если долларов, то... нет, ну это же очень дорого.
– Сколько? – Вопросительное словечко само собой соскользнуло с языка.
– Я же тебе сказал, сто тридцать пять тысяч долларов.
Она почувствовала себя нехорошо. Четвертая часть состояния, значит, сидящий перед ней мужчина, которому от силы тридцать пять, стоит... четыреста двадцать тысяч долларов! То есть стоил, поправила она себя. Но триста тысяч – это тоже деньги.
– И что ты теперь будешь делать?
– Не знаю, – он стал ковырять вилкой в банальном оливье. – Братве я сказал, но они не торопятся и мурыжат мне мозги. Забрали пять штук на расходы, и вот уже прошла неделя, а они носу не кажут. Я все это пока переварить не могу. Ей-богу, дело отвратительное. Поверишь ли, ходил в церковь, ставил свечку. Батюшке дал, чтобы он за меня помолился, он-то ближе к небесам.
– И как же ее у тебя тиснули?
– Вот не знаю как. Там такая система противоугонки. Без меня машину с места не сдвинешь. В чудеса я не верю, но тот, кто ее угнал, профи, настоящий профи, это без всяких там. Хотя я ему при встрече башку бы свернул, – он отправил в рот очередную порцию алкоголя. – Ты уж извини меня, Дарья, может, это я потому и не вижу, куда иду, что у меня такую машину украли.
– И давно ты так горюешь? – Она видела, что мужику уже хватит и надо его отсюда вытаскивать.
– Каждый вечер, мать.
Данилова огляделась по сторонам, похоже, их беседа никого не интересовала, и это хорошо. А вот помощи ей ждать неоткуда, что намного хуже.
– Ты на машине?
– Угу, – прогудел он.
– Впрочем, не важно, поедем на моей. Не «Мерседес», но четыре колеса имеются.
– Я, кажется, опять напился, – промямлил он, подымаясь со своего места не без помощи Дарьи.
– Это точно, – подтвердила она, ногой отодвигая с дороги стул.
* * *
В десять утра, второго числа, в субботу, он открыл глаза и спросил ее, где он.
Дарья объяснила, что они у нее дома уже со вчерашнего вечера, что в папу-маму не играли и если он все еще девственник, то таковым и остался.
Андрей переварил информацию и кое-как сел на диване.
– Хм, – он посмотрел на семейные трусы, затем поднял глаза на Данилову. – Мы в казино вчера выиграли что-нибудь?
– Выиграли, выиграли, – она стояла перед ним руки в бока, – ты меня, а я тебя. Бегом в душ, солдат экономического фронта.
– А ты? – В его глазах снова появилась жизнь.
– А я уже там была.
Подыскав ему в гардеробе один из своих свитеров, она попросила его одеться, когда он вышел из душа.
– Нет уж, – запротестовал Андрей, разглядывая рюшечки и бирюшечки, – я уж лучше в трусах похожу.
– Как хочешь. – Она усадила его на тот самый табурет, на котором неделю назад сидел лейтенант милиции. Заварила все тот же чай и налила ему огромный бокал.
Он почесал мощную волосатую грудь и скривил рот на одну сторону.
– Надо бы похмелиться, хозяйка.
– Ничего, чайку попьешь. Хватит тебе пить, а так не то что машину не найдешь, скоро и себя потеряешь.
– Да, – легко согласился он. – Сегодня суббота, и мне надо в офис.
Дарья сняла со стены трубку беспроволочного телефона.
– Звони, говори, что не придешь.
– И что дальше?
– Дальше поедем машину искать или ты что-то против имеешь?
Он улыбнулся.
– Частное расследование в большой деревне. Ты думаешь, я не понимаю, что меня все кинули – и братва, и менты? В нашем городе такую тачку не спрячешь, мимо драного постового не проедешь, чтобы он не обратил на нее внимание. Просто никто ничего не хочет искать. Ее нельзя поставить в отстой. Ее нельзя просто так перегнать из города в город и продать. Это не иголка в стоге сена. Единственное, можно пустить ее на запчасти, но кому они могут понадобиться в городе, где такая машина всего одна?
– А может, их две, а ты об этом ничего не знаешь?
Он сделал большой глоток и уставился мимо нее в окно.
– Я не знаю, у кого в городе какие тачки?! Ну ты, блин, сказала!..
– Трезвей, Андрюша, трезвей. Давай вначале съездим к братве. Послушаем, что они нам, точнее тебе, скажут.
– Я был у них вчера, ничего они не скажут. Сделай бутерброд, я есть захотел.
Она вытаращила на него глаза.
– Встань да сделай. Я тебе в прислуги не нанималась.
Он, словно у себя дома, подошел к холодильнику, оценил его содержимое, высказал вслух мысль о том, что поесть она любит, вытащил на свет батон вареной колбасы, несколько кусочков плавленого сыра «Viola», сливочное масло, сыр и початую баночку красной икры.
– Батон в правом верхнем шкафу, – подсказала Дарья.
– А он мне не нужен. Я буду мазать на колбасу.
– А не пошел бы ты отсюда.
Он замер посреди кухни, раздумывая над тем, что услышал.
– Я не виноват, что не люблю хлеб.
Дарья поняла, что ссориться с ней он не хотел.
– Наверное, забыл, когда в последний раз был голодный.
– Это точно, но не помню такого вечера, чтобы не уставал, как собака. И не надо делать из меня зажравшегося борова. Я просто оказался в нужное время в нужном месте, вот и все. Ты знаешь, что такое было семь лет назад убедить председателя колхоза продавать зерно не государству, а частной фирме? Сейчас-то они все прочухали, что и куда выгоднее, а тогда этого не было. Все шарахались друг друга, боялись, что кинут – и ищи потом ветра в поле.
