– Я тут, это, пациент! – глухо хихикнул он. – Меня не выпускают!
– Ты что, идиот? – повысив голос, сказал Темин. – Ты пьян, что ли? В чем дело?!
– Шеф, это не телефонный разговор! – опасливо произнес Тарасыч. – Мне бы выбраться отсюда!
– Ну так выбирайся! – раздраженно сказал Темин.
– Не выпускают, шеф! У меня травма – черепно-мозговая… Врач уперся и ни в какую!
Темин скептически хмыкнул.
– Так ты объясни ему, что не может у тебя быть такой травмы… Черепная – это еще куда ни шло, а мозгов у тебя отродясь не было… Ошиблись они! Так и скажи.
Тарасыч промолчал – шутка Темина не пришлась ему по вкусу, но пришлось проглотить ее без слов. Не дождавшись ответа, Темин категорически сказал:
– В общем, ты там что хочешь делай, а выбирайся оттуда. Я сейчас выезжаю. Через тридцать, максимум сорок минут буду ждать тебя у ворот. Ты меня понял?
– Понял, шеф, – послушно отозвался Тарасыч. – А если меня повяжут?
– Так ты в психоотделении лежишь, что ли? – холодно поинтересовался Темин. – Если ты псих – может, тебе лучше там и оставаться? Короче, шутки кончились. Когда подъеду, ты должен быть на месте. Все!
Он отключился. Тарасыч тупо послушал забубнившие в наушнике короткие сигналы и осторожно положил трубку на рычаг. В его распоряжении оставалось около получаса. По тону Темина Тарасыч ясно понял, что тот на самом деле не расположен шутить. Тарасыч лег на кровать и, насупившись, принялся обдумывать план своего бегства.
Все должно уложиться минут в пять – нельзя ни опоздать, ни освободиться слишком рано. Если он окажется на улице раньше, чем подъедет Темин, он просто превратится в заметную мишень – в этой сволочной пижаме.
Тарасыч не любил ждать – он начинал нервничать и злиться. Вот и сейчас, глядя на циферблат настенных кварцевых часов, он выходил из себя. Стрелки их, казалось, вовсе не движутся. Опять началась головная боль – тупая, пульсирующая. Вновь появившуюся медсестру он встретил сердитым взглядом.
– Вы уже поговорили? – официальным тоном справилась она. – Тогда, может быть, уделите мне несколько минут?
Он хотел послать ее подальше, но сообразил, что так быстрее убьет время. Морщась, он спросил:
– У тебя есть что-нибудь от головы? Трещит невозможно!
Медсестра смерила его неприязненным взглядом и сказала с обидой:
– Вам было назначено все, что нужно! Не понимаю, зачем было выпендриваться? Теперь вам подавай чего-нибудь от головы!
– Ладно, перебьюсь, – оборвал ее Тарасыч. – Давай, чего там у тебя?
Медсестра присела за столик и положила перед собой блокнот.
– Продиктуйте мне свои данные, я занесу их в компьютер. Это нужно для истории болезни.
– Валяй, какие тебе нужны данные! – снисходительно сказал Тарасыч.
– Ваша фамилия? – спросила девушка, щелкая авторучкой.
– Иванов, – буркнул он, разглядывая исподтишка ладную фигурку медсестры.
– Имя? – сказала она. – И отчество.
– Иван Иванович, – не моргнув глазом, продиктовал Тарасыч.
Медсестра резко обернулась к нему и обожгла гневным взглядом.
– Что вы мне голову морочите? – неприятным голосом произнесла она. – Вы можете отвечать нормально? Один беспорядок от вас!..
– А чего тебе не нравится? – фальшиво удивился Тарасыч. – Разве у человека не может быть такой фамилии?
– Иванов Иван Иванович? – саркастически спросила она. – Не валяйте дурака. Говорите свое настоящее имя!
– Ну, если тебе это не нравится, – с издевкой предложил Тарасыч, – то пиши – Петров. Петр Петрович…
Девушка посмотрела в его сторону совсем уж презрительно и захлопнула блокнот.
– С вами невозможно разговаривать вообще! – заявила она. – Пусть с вами Анатолий Николаевич разбирается…
Тарасыч посмотрел на часы – из отпущенного ему срока прошло всего-навсего десять минут.
– Ты погоди, – сказал он извиняющимся тоном. – Шуток, что ли, не понимаешь? Серьезная какая! Записывай – Сорокин Николай Палыч, шестьдесят восьмого года, не судим, не женат…
– Этого не надо! – сердито бросила она. – Адрес ваш!
Тарасыч назвал адрес глухого старика, который жил в одном подъезде с его матерью. Место работы он тоже выдумал. На вопрос же о перенесенных заболеваниях ответил пространно и с удовольствием, перечислив чуть ли не все свои черепно-мозговые травмы и запои.
– Вы опять издеваетесь? – разозлилась медсестра.
– Да ведь ты сама спрашиваешь, чем болел? – удивился Тарасыч. – Вот я и рассказываю чем. Если не надо – я не буду…
– Ладно, вполне достаточно, – язвительно сказала медсестра, убирая блокнот. – Не понимаю, как вы попали к нам в больницу?
– А что, ваша больница – золотая? – запальчиво поинтересовался Тарасыч. – Или я для вас недостаточно хорош?
– И то и другое! – отрезала девушка. – Я вас последний раз спрашиваю – поставить вам систему? Может, одумаетесь? Голова-то вон болит!
Тарасыч сделал презрительную гримасу.
– Обойдусь! – хвастливо заявил он. – Ты бы лучше мне рассказала, где тут у вас выход, красавица…
– Выход там же, где и вход! – победно сообщила медсестра, решившая больше не церемониться с этим нахалом.
Тарасыч ухмыльнулся и проводил ее хищным взглядом. Он уже решил, что будет делать. Оставалось только потерпеть еще минут пятнадцать. Вдруг его охватили сомнения. Он поднялся, преодолевая головокружение, и бросился к телефону.
Трубку долго никто не брал, а потом Тарасыч услышал полусонный голос Марии:
– Алло, кто это?
– Машка, это я! – торопясь, выкрикнул он в трубку. – Шеф ко мне поехал? Ну, быстро говори!
– Во-первых, я тебе не Машка, а Мария! Заруби это себе на носу. Во-вторых, шеф выехал уже минут тридцать назад. Доволен?
– Он с кем, один? Гриф с ним?
– О господи! – протянула Мария. – Гриф твой теперь похож на отбивную. Он до сортира дойти не может… Шеф с Кулаком поехал. У тебя все?
– Не понял! – встревожился Тарасыч. – С Грифом-то чего?
– Шеф тебе все расскажет, – лениво произнесла Мария. – Ну, я пошла! Пока!
Тарасыч положил трубку. Вот так новости, подумал он, что же там у них приключилось? Одна невезуха. Но он промахнуться теперь не должен.
Тарасыч посмотрел на часы. По всем расчетам, до появления Темина оставалось минут десять. Терпение у Тарасыча было уже на пределе. Он встал с кровати и обошел всю палату, заглянув также в ванную и в холодильник. Ничего подходящего – колющего и режущего, годившегося для устрашения, – не находилось. Он уже дрожал от нетерпения.
