– Ну, это не моя ошибка! – отрезал Кирилл Андреевич. – Вы сами по себе, я сам по себе!
– Не кривите душой, – посоветовал я. – Не стали бы вы сейчас таскать эту тушу, если бы ваша совесть была чиста.
– Я просто не хочу скандала, – сухо пояснил Кирилл Андреевич.
– Но вы его получите, если не найдете со мной общего языка, – пообещал я.
На этот раз редактор промолчал. На выходе мы повторили байку о перебравшем друге и выволокли боксера на улицу. Уже стемнело. На густо-синем небе проступили робкие звезды. Их первозданный свет не мог соперничать с мощным заревом мегаполиса.
Автомобиль редактора был припаркован за углом. Мы с трудом дотащили туда боксера и наконец усадили его прямо на асфальт, привалив спиной к борту «Жигулей». Кирилл Андреевич, бессильно опершись о капот, судорожно хватал ртом воздух.
– Задохнулся… черт! – сказал он немного смущенно. – А вы здоровы драться!.. Что собираетесь с этим делать?
– Есть одна мысль, – загадочно сказал я. – Но в конечном счете все будет зависеть от вас.
– Не понимаю, – подозрительно произнес Кирилл Андреевич.
– Вы смертельно боитесь этого типа с перебитым носом, – заметил я. – Не возражайте. Это видно невооруженным глазом. Так вот, есть два варианта. Если вы согласны со мной сотрудничать – я помещаю до поры этого типа в закрытую больницу – под вымышленной фамилией. Там он будет абсолютно безопасен. В противном случае я просто иду в милицию и рассказываю абсолютно все, что знаю. Ваше имя в этом рассказе будет фигурировать непременно.
– Что вы подразумеваете под сотрудничеством? – хмуро спросил редактор.
– Ничего особенного, – беззаботно ответил я. – Я не буду требовать от вас никаких письменных признаний, не буду вымогать у вас деньги и заставлять помещать в газете мои объявления бесплатно. Мне нужна информация, связанная с «ИнтерМЭТом», а особенно в той ее части, где замешан Ефим. Эта информация нужна мне лично, понимаете? Я не собираюсь делиться ею с прокуратурой, бандитами, или кого вы там боитесь?
Кирилл Андреевич отдышался и полез в карман за ключами.
– Я вас не знаю, – глубокомысленно заявил он, отпирая дверцу машины.
– Я вас тоже, – резко ответил я.
Кирилл Андреевич открыл заднюю дверцу и подождал, пока я уложил неподвижное тело на сиденье.
– Он может умереть? – поинтересовался он.
– Мы все можем умереть, – философски заметил я. – Поехали быстрее, если переживаете за здоровье своего друга.
– Он мне не друг, – серьезно сказал редактор, усаживаясь за руль. – Куда едем?
– Рулите налево, – скомандовал я. – Около первого же таксофона остановитесь. Я вызову по телефону машину, а вы сдадите бригаде больного. Я объясню вам, что нужно будет сказать…
– А где будете вы сами? – подозрительно спросил редактор.
– Не волнуйтесь, я буду поблизости. Не могу же я вас бросить! Просто мои коллеги не должны меня видеть…
Я наскоро обшарил карманы боксера. Кроме небольшой суммы денег и стального кастета, ничего не обнаружилось. Деньги я оставил хозяину, а кастет конфисковал. Если бы этот фрукт сообразил воспользоваться им с самого начала, мне пришлось бы туго.
Кирилл Андреевич остановил машину. Место было подходящее – довольно безлюдный переулок, и рядом с будкой таксофона темнел тоннель подъезда. Я вкратце растолковал редактору, что ему следует наплести бригаде «Скорой помощи», а потом позвонил нашему диспетчеру и, изменив голос, попросил принять вызов.
Такие случаи бывали в нашей больнице и раньше, когда помощь оказывалась людям с неопределенным социальным статусом. Обычно это были тяжелые случаи, требовавшие неотложной помощи и выявленные в непосредственной близости от больницы. Разумеется, как только больному становилось лучше, его немедленно переводили в больницу рангом пониже. Такие случаи не поощрялись, но, если обращение поступало, в помощи не отказывали.
Боксер до сих пор был без сознания, и я не сомневался, что место в нашей реанимации ему обеспечено. По крайней мере, на ближайшие сутки. За это время я попытаюсь что-нибудь из него вытянуть или, по крайней мере, ограничить его неприятную активность.
Вскоре в конце переулка замигали огни «Скорой», и я перебрался в темный подъезд. Редактор в новой своей роли был настойчив и убедителен. Мою жертву погрузили на носилки и увезли. Я опасался, как бы не сбежал и Кирилл Андреевич, но разум взял в нем верх. Он спокойно дождался, пока я сяду в машину, и, постукивая пальцами по колесу руля, спросил:
– Скажите, ради бога, какое отношение вы имеете к этому делу?
В машине было темно, и я различал лишь его неясный силуэт.
– Весьма косвенное, – ответил я. – И в то же время я залез в него по уши.
– Звучит интригующе, – сварливо сказал редактор. – Вы приятель Ефима?
– Я знал его, – ответил я. – Но друзьями мы не были. Странно, но я даже не очень переживал из-за его смерти…
– У меня сложилось иное впечатление, – язвительно заметил редактор.
– Я боялся за себя, – признался я. – Но давайте уедем отсюда… «Скорая» обязана будет сообщить в милицию, и сюда могут нагрянуть.
Кирилл Андреевич завел мотор и повел машину по направлению к Садовому кольцу. Он молчал. Я дорого бы отдал, чтобы узнать, что у него на уме. Было ясно одно: он, как и я, опасался всех – милиции, «ИнтерМЭТа», да и меня заодно.
– Может быть, смерть Ефима в другое время тронула бы меня больше, – пояснил я. – Но он, оказывается, меня подставил… Сколько вы заплатили ему за информацию?
Кирилл Андреевич свернул на Садовое кольцо и направил «Жигули» в сторону Тверской. Поток машин, окружавших нас со всех сторон, создавал иллюзию защищенности, изоляции от опасного мира.
– Вас интересует именно этот вопрос? – недоверчиво спросил Кирилл Андреевич. – В сущности, это ерунда, но мне не хочется отвечать – коммерческая тайна. – Он коротко взглянул на меня и усмехнулся: – Вас подставил Ефим, вы подставили меня… Должен признаться, я в жизни руководствуюсь простым, но безошибочным принципом – деньги решают все. Звучит цинично, но… Я даже не буду выслушивать доводов, доказывающих противоположное. Мне они неинтересны. Я тоже был идеалистом и скушал столько дерьма, что оно уже просто не лезло мне в глотку… И тут я понял, что обречен жрать его до скончания своих дней, если намерен оставаться идеалистом. И я начал меняться…
– Не нужно биографии, – попросил я. – Вы рассчитывали срубить на ефимовском компромате хороший куш, верно?
– Я срубил его, – спокойно ответил редактор. – Вышло гораздо меньше, чем хотелось. Но мне пообещали в придачу жизнь. Информация оказалась чуть горячее, чем я ожидал. А теперь по вашей милости я опять в полном дерьме… – Он помолчал, а потом с тоской поинтересовался: – Каким образом они прикончили этого фотографа?
