«Хвост» за собой я заметил, когда с Мамоновского переулка свернул на Тверскую. Я не настолько бдителен, чтоб вычислить в толпе человека, незаметно за мной наблюдавшего. Но те, кто организовал слежку, видимо, тоже не были асами. Они сразу же допустили небольшой прокол, о котором, возможно, и не подозревали.
Сразу же, выйдя с территории больницы, я обратил внимание на человека, бредущего по тротуару. Человек был обыкновенный, с невыразительным равнодушным лицом, неброско одетый, и я непременно его тут же забыл бы, если бы не одно обстоятельство. Наметанный мой глаз сразу же различил в незнакомце собрата-боксера. На это указывал перебитый нос, особая, настороженная сутулость плеч и характерная сторожкая походка, в любой момент готовая сорваться в нервный танец, который исполняется на пятачке ринга. Я еще мысленно прикинул, что в моем коллеге весу будет килограммов на пять поменьше.
Он тут же перешел на другую сторону улицы, и я перестал о нем думать. Голова моя и так была перегружена мыслями до отказа. Видение мертвого Ефима не оставляло меня ни на минуту. Порой меня даже охватывала настоящая паника. Но бежать в милицию я не торопился. Во-первых, я не слишком ей доверял, а во-вторых, мое положение в этом деле становилось все более двусмысленным, и я уже начинал бояться, не предъявят ли в конце концов и мне какое-нибудь обвинение.
Откровенно говоря, выходя из больницы, я ожидал увидеть за собой слежку и пристально оглядывался по сторонам. Но воспаленное воображение рисовало почему-то зловещий черный лимузин – то, что по моему следу могут пустить пешего человека, почему-то не приходило в голову.
Убедившись, что ничего подозрительного вокруг нет, я пошел потихоньку, занятый невеселыми мыслями. Выявить «хвост» мне помогла чистая случайность.
Выйдя на Тверскую, я впал в положение буриданова осла. Я никак не мог решить, на какой станции метро остановить выбор – то ли идти на «Маяковскую», то ли на «Пушкинскую». Со мной такое бывает.
Наконец я решил идти на «Маяковскую» и свернул налево. Сомнения все же терзали меня, и я напоследок оглянулся. И опять мой взгляд выхватил из мельтешения лиц физиономию с перебитым носом. Боксер, несомненно, вышел из того же переулка и теперь вяло следовал за мной, никуда особенно не глядя.
До сих пор я ничего не подозревал, но мне стало любопытно. И вдобавок «Пушкинская» станция вдруг показалась мне все-таки милее. Я развернулся и пошел в обратную сторону. Поравнявшись с боксером, внимательно посмотрел на него. Он меня не заметил и с каменным лицом проследовал мимо.
Я дошел до угла и спустился в подземный переход. Там остановился возле стены, на которой была наклеена афиша Театра-студии Табакова, и сделал вид, что с жадностью читаю список исполнителей. Не прошло и пяти минут, как боковым зрением я заметил спускающуюся по ступенькам фигуру в бежевой куртке.
И опять-таки, сделав вид, что я ему нисколько не интересен, боксер свернул в переход и поспешил на станцию. Отчасти я был ему даже благодарен, потому что он сумел придать хаосу моих мыслей определенное направление. Меня охватил охотничий азарт, и я решил подыграть своему преследователю.
Он ждал меня у входа на эскалатор, с энтузиазмом провинциала изучая схему метрополитена. Несомненно, какой-то опыт по шпионской части у него имелся, и, если бы не его профессиональная внешность, я бы его ни за что не обнаружил. Теперь же мне пришло в голову поводить боксера за собой, чтобы выяснить, как далеко простираются его намерения.
Я вступил на ленту эскалатора и съехал вниз. Мой приятель с небольшой паузой проделал то же самое и как раз успел к поезду, который шел в сторону «Баррикадной». Мы вошли в разные двери. Я намеренно не стал пробиваться в глубь вагона, а остановился прямо напротив выхода, давая понять, что далеко ехать не намерен.
Забавно было наблюдать, как посторонний человек повторяет все твои поступки. Я на время почувствовал себя кукловодом, приводящим в движение марионетку. Правда, марионетка эта была довольно опасной игрушкой, и от нее следовало ожидать не только механических движений, но и любых подлостей. Мне вспомнился старый американский фильм ужасов, где оживший по каким-то причинам игрушечный пупс наводит ужас на целый город. Ну, город не город, а мне может не поздоровиться.
Я сошел на следующей станции и, выйдя из подземки, направился по Баррикадной в сторону Садового кольца. Моя кривоносая тень кралась следом, маскируясь среди пешеходов в ярких летних одеждах.
Добравшись до перекрестка, я нырнул в подземный переход и вышел на противоположной стороне Новинского бульвара, намереваясь отправиться домой пешком. Я собирался основательно поводить своего преследователя, а возможно, и спровоцировать его на активные действия.
Но моим планам неожиданно помешали. Из встречного потока машин вдруг нарисовался огромный белый «Кадиллак» и, резко свернув в сторону, плавно притормозил у тротуара метрах в пяти от меня. Я посмотрел на него с почтением и жгучим интересом – что ни говори, а «Кадиллак» – машина, созданная, чтобы производить впечатление. Он был похож на маленький корабль, по ошибке заплывший в центр города.
Шофер – представительный мужчина в строгом черном костюме – неспешно вышел из машины и с большим достоинством начал обходить бесконечный капот, собираясь, видимо, обеспечить высадку пассажира. Но задняя дверца «Кадиллака» уже открылась сама собой, и из нее выпорхнула женщина – быстрая и яркая, как карнавальный фейерверк. На ней был брючный костюм канареечно-желтого цвета, взбаламученные розового оттенка волосы и серебряные туфли. На загорелом лице сверкали сумасшедшие голубые глаза и сахарная белоснежная улыбка. Прежде чем я успел что-нибудь сообразить, женщина эта бросилась ко мне и, повиснув у меня на шее, быстро перепачкала мое лицо в помаде.
– Как я рада тебя видеть! – выпалила она, отрываясь от меня и улыбаясь во весь рот. – Я, честно говоря, почему-то думала, что ты умер! А я только вчера прилетела из Ванкувера и сразу попала на прием в американское посольство… У меня до сих пор шумит в голове… Надеюсь, ты еще не женился?
Этот заводной и страстный голос я узнал бы где угодно.
– Белла? Ты ли это? – ошеломленно воскликнул я. – Что ты с собой сделала?
– Это теперь мой стиль, – важно надула губы Белла. – Имидж мой! Я сейчас занимаюсь тем, что беспрерывно шокирую Северную Америку, погрязшую в импотенции… Знаешь, по-моему, Америка начинает уже поддаваться…
– Еще бы! – заметил я.
Мы с Беллой познакомились года полтора назад. Она тогда была замужем за известным кинорежиссером, уже не молодым, но весьма импозантным мужчиной. Возвращаясь вечером с какой-то шумной презентации, режиссер не справился с управлением, и его «Опель» врезался в столб в Каретном переулке. Вопреки статистике, все травмы достались на его долю, а сидевшая рядом Белла отделалась легким испугом и небольшой шишкой на лбу. Оба попали в нашу больницу, и чувственная Белла, возбужденная катастрофой и тронутая своевременно оказанной помощью, положила на меня глаз.
У нас с ней состоялся краткий, но весьма бурный роман, уложившийся в сроки госпитализации ее незадачливого мужа. Разрыв выглядел совершенно естественным и безболезненным. Взрывной темперамент Беллы, широта натуры и неутомимое любопытство не позволяли ей надолго сосредоточиваться на каком-нибудь объекте.
