Далее опять шли ехидные рассуждения об особенностях нашей демократии и обещания непременно вернуться к данной истории. Подписи под заметкой не было.
– Это «Зигзаги», довольно нахальная газетенка, – заметила Марина. – Я просмотрела и другие газеты. Об этом происшествии упомянули еще «Вечерка» и «МК», но довольно бегло. Все ведь закончилось пшиком.
– Ты думаешь, это как-то связано с нашей пленкой? – неуверенно спросил я.
– Думаю, да. Как только ты передал ее по назначению, «ИнтерМЭТ» сразу получил по носу. Но, видимо, твой Артем Николаевич и фирма пришли к полюбовному соглашению. Одна сторона сочла излишним раздувать историю на основе не слишком убедительной информации, а другая сочла, что репутация превыше всего. Зато теперь никто не будет лазить к тебе по ночам, потому что тайна уже не вполне тайна. И в то же время передышку получил «ИнтерМЭТ», потому что тайна в какой-то мере тайной осталась. Твоя задача принять все как данность, и ты проживешь сто лет.
– А Казарина? – напомнил я. – Она-то со всех сторон оказывается в проигрыше! И самое неприятное, это произошло по моей вине!
– А почему ты думаешь, что Казарина пропала? Вполне возможно, что она уже давно сидит у себя дома и пьет чай. По-моему, об этом тебе говорил следователь?
– Я чувствую, что это не так! – горячо воскликнул я.
– Тогда поехали и проверим – прямо сейчас! – сказала Марина. – Ты знаешь, где она живет?
– Разумеется, я же ездил туда на вызов! Это улица Электрозаводская…
– Поехали на Электрозаводскую! – вздохнула Марина, поворачивая ключ в замке зажигания.
Движения, которыми она касалась руля, рукоятки скоростей, были безошибочны и изящны. Женщина за рулем – это современная амазонка, недоступная и независимая. Мужчина, примостившийся рядом, выглядит жертвой, в лучшем случае – калекой, и тут не помогут ни выпяченная грудь, ни самоуверенная улыбка. Есть в этом какая-то несправедливость, обидная для мужчин, – ты чувствуешь себя рыцарем, из-под которого убрали коня.
Впрочем, мне в любом случае не светило занять место в седле – водить машину я так и не выучился. Глядя же, как уверенно и ловко Марина ведет свою «шестерку» через лабиринт московских переулков, я не мог сдержать восхищения:
– Тебе можно идти водителем на «Скорую»!
Она покачала головой.
– Вряд ли! На самом деле я неважно ориентируюсь. Просто полагаюсь на интуицию.
– А что тебе подсказывает интуиция – угостит нас Казарина чайком?
– Видишь ли, – серьезно проговорила Марина. – Твоя Казарина, возможно, действительно отсутствует. Но это ни о чем не говорит. В тот день она была в состоянии аффекта. С ней могло случиться что угодно. Она могла попасть под машину, в больницу… Может быть, она отсиживается у родственников. Эта задача тебе не по зубам. Здесь должна действовать следственная группа.
– Но у меня сложилось впечатление, что они не хотят больше действовать! У них все сошлось! Даже орудие убийства.
– Кстати, это выглядит вполне правдоподобно. Это орудие направляла одна и та же рука.. Мотив один и тот же… Между прочим, у меня все внутри холодеет, когда я думаю, чем могло закончиться это ночное приключение!.. И еще раз говорю – ты должен вести себя серьезнее!
Голос ее прозвучал необычно резко, а лицо сделалось сумрачным – кажется, моя судьба все-таки была ей небезразлична. Я был тронут, но упоминание о ночном приключении опять растревожило мою совесть, и я угрюмо буркнул:
– Куда уж серьезнее! Я чуть не выпустил кишки из этого типа…
– Именно это я и имею в виду! – отчеканила Марина. – Перестань заниматься не своими делами! Ты опять вляпаешься в какую-нибудь историю!
– Да я еще из этой не выпутался, – сказал я упрямо. – Казарина на моей совести.
– Посмотрим! – ответила мне Марина. – Давай пока не будем спорить.
Мы молчали до тех пор, пока не свернули с Преображенской на Электрозаводскую.
– Говори, куда, – скомандовала Марина.
Я всмотрелся в мрачноватые фасады построенных еще в сталинские времена домов. Адрес я уже забыл и нужный подъезд нашел по зрительной памяти.
– Вот здесь, – сказал я. – Может быть, оставим машину на улице? Не будем привлекать внимания.
Марина пожала плечами. Она повернула «Жигули» к тротуару и затормозила. Мы вышли из машины.
– Веди, Сусанин! – весело сказала Марина. – Надеюсь, твои приключения на этом закончатся.
Мы вошли в обширный двор, смутно мне знакомый – я узнал детскую беседку, группу деревьев в глубине двора.
– Вот незадача! – сказал я, почесав в затылке. – А я ведь квартиры-то и не знаю! Забыл начисто. Казарина-то мы со двора забирали…
– Спросим кого-нибудь, – спокойно ответила Марина.
Двор был пуст – ни играющих в песочнице детей, ни судачащих на лавочке пенсионерок.
– Придется беспокоить кого-то, – сказал я. – Помнится, на первом этаже живет какая-то бойкая соседка…
– Позвоню, пожалуй, я сама! – уверенно заявила Марина. – Ты сейчас выглядишь как переодетый мент…
– Это комплимент? – подозрительно осведомился я.
– Ну, какой уж тут комплимент! – вздохнула Марина. – Я где-то читала данные опросов. Ментам в форме доверяет всего лишь шесть процентов! Почувствуйте разницу! К сожалению, опрос не касался переодетых ментов, но не думаю, чтобы результат был лучше…
Мы вошли в подъезд, поднялись по ступенькам мимо старинной, затянутой стальной сеткой шахты лифта, и Марина без колебаний нажала кнопку первого же дверного звонка. Через некоторое время дверь распахнулась, точно отброшенная взрывом, и на пороге возник высокий стриженый парень в широченной и длиннющей майке, из рукавов которой высовывались его длинные и тонкие, похожие на грабли руки. Парень жевал и выглядел неприветливым. Впрочем, рассмотрев как следует Марину, он сменил гнев на милость, и лицо его изобразило внимание.
– Мы ищем квартиру Казариной, молодой человек, – проговорила Марина невинным голосом. – Вы случайно не знаете…
– Это у которой мужа грохнули? – без обиняков спросил тинейджер, с трудом проглатывая кусок. – Такая же квартира… на третьем, по-моему, этаже…
– А вы не знаете, она сейчас дома? – уточнила Марина.
Парень энергично мотнул головой.
– Не копенгаген! – заржав, сказал он. – Это вы лучше наверху спросите.
– Спасибо! – сказала Марина, и мы, переглянувшись, отправились на третий этаж.
На площадке третьего этажа выяснилось, что никого спрашивать не придется. Квартира Казариных была опечатана.
Лоскутов нервно прохаживался вдоль огромных помпезных ворот Парка культуры и отдыха, то и дело поглядывая на часы. Его выпуклые возбужденные глаза были сейчас скрыты за большими черными очками. Николай Кимович подозрительно всматривался в проходящих мимо людей и старался держаться незаметнее. Но никто из посетителей парка, беззаботных, по-летнему одетых, спешащих к аттракционам, к киоскам с мороженым, не обращал на него ни малейшего внимания.
