* * *
Вениамин Павлович Светлышев, пожилой врач частной клиники, возвращался домой с дежурства в крайне подавленном настроении. Последнее время оно часто одолевало его, и причина этому была только одна – деньги. А точнее, их отсутствие. В клинике он зарабатывал, конечно, неплохо, но этих средств все равно постоянно не хватало.
У Светлышева была довольно большая семья: жена, сын со снохой и дочь с зятем. И у сына, и у дочери были свои дети, и все хотели есть. Хорошо еще, что дочь вышла замуж за человека, обеспеченного жилплощадью, и ушла жить к нему. А вот сын с семьей продолжал жить в трехкомнатной квартире отца.
Жена сына не работала, находясь в декретном отпуске и готовясь стать матерью во второй раз. От одной мысли об этом Вениамин Павлович приходил в ужас.
«Дети – это, конечно, хорошо, – рассуждал он, качая головой. – Но зачем же вы, ребята, второго-то решили завести?»
Он очень любил своих внуков, часто возился с ними и очень внимательно относился к их здоровью. Но внуки, как и дети, постоянно требовали затрат. То сын, то дочь просили у Вениамина Павловича различные суммы взаймы. Займы эти никогда не возвращались. Вениамин Павлович и не пытался требовать их обратно, тем более что за детей постоянно вступалась жена. Потом жена сама же жаловалась на нехватку денег и с упреком говорила Вениамину Павловичу, что он мог бы зарабатывать и побольше.
Он и сам это понимал, но как же он мог приносить больше, если каждый месяц получал в клинике одну и ту же сумму? И прибавки к зарплате в ближайшее время не ожидал.
Кроме того, появилось в последнее время у Вениамина Павловича одно увлечение – он всерьез заинтересовался нетрадиционными методами лечения и даже собрался писать диссертацию на эту тему. Для этой цели он и стал посещать «Клуб психологической разгрузки».
Познакомившись с другими членами клуба и его гуру, Вениамин Павлович сам не заметил, как втянулся в занятия и вскоре не мыслил себе жизни без них. Он отмечал, что на занятиях этих прямо-таки отдыхает душой и телом. Гуру обладал уникальной способностью расслаблять волю своих учеников, чтобы они освобождались от груза душевных забот хотя бы на время.
Гуру был основателем своего учения, и Вениамин Павлович стал рьяным его последователем. Он запоем читал книги, которые любезно давал всем членам клуба гуру, на занятиях внимал каждому его слову, восхищаясь способностями учителя.
Своего гуру Вениамин Павлович уважал безмерно. А многих из своих коллег, если честно, считал просто неучами. Взять хотя бы этого напыщенного хлыща Виноградова. Ведь ясно же, что он просто дилетант в сравнении с ним! Кичится своим лощеным видом, потому что больше кичиться нечем. А гуру призывал не думать о низменных вещах, не зацикливаться на материальных проблемах.
Вениамин Павлович старательно гнал от себя те самые низменные проблемы, но они коварным образом почему-то задерживались и постоянно напоминали о себе, словно издеваясь. Да и как было им не задерживаться, если гуру частенько устраивал семинары для всех участников клуба. Семинары были выездными и проводились на природе.
«Нужно быть ближе к природе», – так говорил гуру и назначал местом проведения нового семинара какой-нибудь подмосковный или приморский дом отдыха. Никто с этим не спорил, и все одноклубники вытрясали из своих запасов деньги на путевки. А путевки были, прямо сказать, недешевыми.
Когда Вениамин Павлович в третий раз сообщил жене, что собирается на семинар, она решительно заявила, что денег на это она ему не выделит. Ни копейки. Вениамин Павлович вспылил, накричал на жену, на сына, влепил подзатыльник внуку, а затем, стукнув кулаком по столу, ушел в спальню, громко хлопнув дверью.
На семинар он все-таки поехал. Он просто не мог его пропустить. Вениамин Павлович жил этой атмосферой, она стала для него уже какой-то наркотической, хотя в этом он не признался бы себе ни за что.
Теперь он шел, размышляя, где же раздобыть денег до выходных. Устраивать очередной скандал дома ему совершенно не хотелось.
По дороге домой и уже дома, сидя за столом и сосредоточенно двигая ложкой по тарелке, он постоянно ломал над этим голову, но, так ничего и не надумав, поднялся и собрался на очередное занятие клуба.
– Куда это? – спросила жена от раковины с грязной посудой.
– На занятия, – кратко ответил Вениамин Павлович.
– Опять на занятия! – возмутилась жена. – Каждый вечер на них шляешься! Дом совсем забросил. Ладно бы деньги зарабатывал, а ты их только разбазариваешь!
Жена коснулась больной темы, и Вениамин Павлович, и так до крайности раздраженный, поспешно прошел в прихожую, обулся и вышел из дома, хлопнув дверью.
* * *
– Черт вас знает, Владимир Сергеевич! – с глубокой тоской сказал мне Чехов. – Мало того, что вы не в состоянии вылечить, так вам еще нужно человека помучить, чтобы жизнь ему опротивела до последней степени! Ну посудите сами – разве это не инквизиция? Рентген я проходил, контраст ваш рвотный пил, зондирование вы мне проводили – желудочное и дуоденальное! Гастроскоп японский я глотал! Про всякую мелочь вроде анализов крови я уже не говорю! И вот не успел я очухаться, как вы опять назначаете мне те же самые пытки! Это, по-вашему, гуманно?
– В своем плаче вы забыли отметить, что от исследования кишечника все-таки уклонились, – хладнокровно заметил я.
– Да, уклонился! – гневно прорычал Чехов. – Еще не хватало, чтобы вы лазили ко мне в кишечник! Я все-таки полковник в отставке, можно сказать, герой, именным оружием награжден!
– Не вижу связи, – заметил я. – Разве что кишечник ваш особо засекречен... Ну да бог с ним. А повторные анализы необходимы, Юрий Николаевич... Они еще называются контрольными – с их помощью мы контролируем, насколько хорошо проведено лечение. Ведь за эти две недели вам стало немного получше, правда? И аппетит у вас улучшился, и жалобы реже... Или я не прав?
Юрий Николаевич махнул рукой.
– Улучшилось! – сказал он, скептически кривя рот. – На такую малость, что и говорить-то об этом не стоит! Конечно, вы-то расцениваете это как большой успех медицинской науки! Может быть, еще и диссертацию накатаете на моем трупе...
– Вот это вы зря, – с упреком сказал я. – Во-первых, диссертация мне не по зубам, а во-вторых, вы еще всех нас похороните и над гробом речь скажете – о своем слабом здоровье...
– Ладно, сдаюсь! – мрачно произнес Чехов. – С чего начнем, доктор?
– Начнем с японского гастроскопа, – объявил я. – Надеюсь, вы воздерживались от принятия пищи и жидкости, как я вас инструктировал? – А если бы не воздерживался? – с вызовом спросил Юрий Николаевич. – Ну, разумеется, я воздерживался! В вашем сиротском заведении я постоянно вынужден от чего-то воздерживаться. Поэтому я жду не дождусь, когда вы удовлетворитесь моими анализами и выпишете меня отсюда!
– Наверно, дома, в холодильнике, вас дожидаются грибы в маринаде и запотевшая бутылочка? – догадался я.
