– А вы?
– А я стучусь, – почему-то смутившись, ответил Чижиков. – Когда стучат, она знает, что это я… Я же говорю, она с причудами.
– Глазок в двери есть?
– Есть.
– Это плохо! – сказал Чехов. – Ну ладно. Что-нибудь придумаем… Идемте в дом!
Мы вошли во второй подъезд. В тамбуре Юрий Николаевич неожиданно остановился, словно забыл что-то.
– Вы постойте тут пока! – обронил он. – Я мигом!
Через минуту он вернулся и по привычке подмигнул мне.
– Клюнули! – шепнул он. – Стоят в конце улицы. Думаю, пора начинать.
Мы прошли на лестницу. На площадке первого этажа отдыхали четверо здоровых мужиков, одетых в рабочие комбинезоны. Перед ними стоял огромный холодильник, белый и величественный, как гора Казбек. Рабочие негромко, но увлеченно беседовали о чем-то.
Увидев нас, они как будто смутились и вспомнили об основной цели своего пребывания здесь.
– Давай берись! – зычно скомандовал один, хватаясь за край агрегата.
– Ща, погоди, люди пройдут, – мирно ответил другой.
Они пропустили нас и дружно взялись за холодильник. Мы стали подниматься по лестнице. На бедном Чижикове уже лица не было – он тяжело дышал и обливался потом.
– Соберитесь! – шепнул ему Чехов. – Возьмите себя в руки! Ведь вы же мужчина, черт подери!
Чижиков послушно кивнул и даже попытался улыбнуться.
– Вот и отлично! – сказал Чехов. – Теперь слушайте внимательно: как только позвоните и вам откроют, постарайтесь потянуть время… Ну, несколько секунд! Спросите, скажем, все ли у тебя спокойно? Ну, любой вопрос! Договорились?
Чижиков снова кивнул.
– Умница! – восхитился Чехов. – А мы с Володей вперед пойдем…
Мы оставили Чижикова одного и взбежали на четвертый этаж. Оттуда мы слышали, как он обреченно шагает по ступеням. Потом шаги стихли, и стало слышно, как ниже сопят и кряхтят грузчики, волокущие холодильник.
– Ну и что дальше? – недоуменно спросил я. – Как мы его достанем?
– Мы! – ехидно шепнул Чехов. – Я поклялся Марине, что ты больше не якшаешься с бандитами!
– Ну ты! – сердито сказал я.
– Т-с-с! – Чехов прижал палец к губам и одновременно сунул руку за пазуху, замерев в этом положении.
Снизу раздались приглушенные дверью звонки – два длинных и два коротких. Вдруг стало необыкновенно тихо – как в морге. Даже грузчиков я почему-то не слышал. Через некоторое время послышался осторожный щелчок замка и скрип приоткрывшейся двери. Одновременно, как по волшебству, послышались и другие звуки: натужные шаги грузчиков, сдержанный мат и робкий голос Чижикова:
– Привет, Слава!
Ответа Бухгалтера я не расслышал. Зато в тот же момент грубый бас сказал:
– Ты, мужик, ослеп, что ли? Ну-ка, дай пройти!
Я не выдержал и заглянул вниз. Рабочие с холодильником стояли напротив двери в квартиру, сердито глядя на Чижикова, который от неожиданности не сразу сообразил, в какую сторону ему отступить.
Из темноты прихожей с раздражением зашипел Бухгалтер:
– Да заходи же ты, кретин!
– Во-во, дело говорят! – подхватил грузчик. – Шел бы ты, дорогой…
Неожиданно он отпустил свой конец груза и, точно хоккеист на площадке, врезался плечом в Чижикова, отбросив того на ступеньки и накрыв сверху своим телом. В ту же секунду сверкающий корпус холодильника вырвался из рук остальных и ткнулся острым краем в дверь, не давая ей закрыться. Кто-то из рабочих молнией метнулся в прихожую – раздался удар, сдавленный крик и стук упавшего на пол пистолета.
Все было кончено. Один рабочий уже выволакивал из квартиры скорчившегося Бухгалтера, на руках которого блестели наручники. Двое других мигом передвинули холодильник и аккуратно закрыли дверь. Четвертый помогал Чижикову подняться на ноги.
Чехов хлопнул меня по плечу, и мы быстро сбежали вниз. Рабочий, сокрушивший Чижикова, немного иронически отдал Чехову честь двумя пальцами и сказал:
– Порядок! Того взяли?
Второй грузчик взял за загривок Бухгалтера и заставил поднять голову.
– Я его только в бинтах видел, – виновато сказал я.
– А я в темноте, – с усмешкой ответил Чехов.
– Да он это, – дрожащим голосом пролепетал Чижиков.
Бухгалтер посмотрел на него разъяренным убийственным взглядом, но не сказал ни слова.
– Это легко проверить, – небрежно заметил Чехов. – Там, в переулке, Щука дожидается… Мы у него сейчас и спросим – он это или не он…
Я никогда раньше не видел, чтобы человек менялся так мгновенно, как изменился Бухгалтер после слов Юрия Николаевича. Его звериный взгляд вдруг сделался бессмысленным и жалким, губы страдальчески искривились, и какой-то невнятный лепет заклокотал где-то в глотке. Бухгалтер вдруг потерял способность стоять и все делал попытки сползти на пол. Человеку в комбинезоне стоило труда удерживать его в вертикальном положении.
– Э-э! – сказал неожиданно кто-то из рабочих. – Да он обмочился! Теперь в машине вонять будет!
– А мы его не повезем! – убежденно заявил его напарник. – У нас вон – холодильник! А его кто хочет пусть везет!
Действительно, брюки Бухгалтера начали стремительно темнеть в том месте, где они раздваивались на штанины, и даже на пол побежала предательская струйка. Перспектива близкого свидания со Щукой оказалась выше его сил.
– Это, ребята, полковнику решать, – миролюбиво заметил Чехов. – Пока что давайте его нам… Потом разберемся!
Тот, кто у псевдорабочих был за главного, без сожаления сказал:
– Да забирай, Юрий Николаевич, не жалко! Нам еще этот гроб ворочать… – И, обернувшись к товарищам, скомандовал: – Взялись, мужики!
Чехов подхватил раскисшего Бухгалтера под руку и, поглядев на меня, сделал сердитое лицо. Мне ничего не оставалось, как взять этого типа под другую руку, и под насмешливыми взглядами фальшивых грузчиков мы потащили его вниз по лестнице.
– А я куда же? – растерянно спросил Чижиков.
– Вы посидите пока у тетки, – сказал, оборачиваясь, Юрий Николаевич. – Когда понадобитесь, вас вызовут.
Бухгалтер двигался, едва перебирая ногами, повиснув у нас на руках.
– Черт меня дернул вспомнить про Щуку так рано! – ругался Чехов. – Теперь волоки его до машины!
– Ты собираешься посадить его в «Жигули»? – ужаснулся я.
– А что, думаешь, нельзя? – с тревогой спросил Чехов. – Вообще-то ты прав. Тогда придется тащить его пешком в переулок… Час от часу не легче!
Однако уличный холод немного подбодрил легко одетого Бухгалтера. Лицо его сделалось более осмысленным, и он стал тверже опираться на ноги. Чтобы привести его в чувство, я попытался завести с ним разговор.