Домработница Заболоцкого не была исключением – при виде пистолетного ствола она мгновенно растеряла весь свой апломб и сделалась растерянно-покорной, как пациентка, которой только что объявили о том, что результаты ее анализов никуда не годятся. Даже ее строгое лицо стало чуть-чуть миловиднее.
– Вашему доктору скоро действительно понадобится милиция! – с угрозой сказал Чехов. – Я не шучу. Я собираюсь предъявить ему обвинение в соучастии в похищении человека и попытке убийства!
– Боже мой! – прошептала домработница. – Это какая-то ошибка! Анатолий Александрович – порядочный человек!
– Тогда, может быть, вы все-таки посвятите нас – куда отправился этот порядочный человек?
– Боже мой! – повторила женщина. – Он поехал навестить в больнице своего друга, доктора Миллера…
– Миллера? – невольно воскликнул я. – А что с ним случилось?
– Разве вы не слышали? – поджав губы, спросила она. – У доктора Миллера обширный инфаркт! Он в очень тяжелом состоянии, и Анатолий Александрович счел своим долгом…
Мы с Чеховым озадаченно переглянулись.
– Ничего себе! – сказал я. – Когда Заболоцкий узнал об этом?
– Ему позвонили сегодня утром, – сообщила домработница.
– Что будем делать? – спросил я Чехова.
– В какой больнице лежит Миллер? – деловито осведомился Юрий Николаевич.
– Этого я не знаю, – печально ответила женщина.
Чехов спрятал пистолет в карман и обернулся ко мне.
– А ты не в курсе, где живет твой коллега-собутыльник?
– Как же! Я был у него дома! – обрадованно сказал я. – Как я сразу не сообразил! Он наверняка должен знать что-то о Малиновской!
– О ней вряд ли, – строго заметил Чехов. – Но кое о чем он должен знать непременно… Только бы и его не шарахнул какой-нибудь инфаркт! Это было бы очень некстати.
Домработница прислушивалась к нашему разговору с недоумением и страхом. Я обратил внимание, что фамилия Малиновской не произвела на нее никакого впечатления. Значит, дома свои связи Заболоцкий ни перед кем не афишировал.
– Ладно, мамаша! Было очень приятно побеседовать, – грубовато сказал Чехов. – Если увидите своего хозяина, так и передайте – милиция очень скоро им заинтересуется. Пускай начинает паниковать и делать ошибки… Ну, гудбай!
Мы повернулись и, оставив испуганную женщину в полной растерянности, сбежали с крыльца.
– Куда едем? – крикнул мне Чехов на бегу.
– В Денежный переулок! – ответил я.
Мы прыгнули в машину и поехали в обратную сторону.
– Послушай, Володя, – сказал Юрий Николаевич, крутя баранку. – По всему выходит, что твой Груздев знаком с компанией Грека? Расскажи подробнее, как он вел себя, когда на тебя было совершено нападение!
– Да никак, откровенно говоря, он себя не вел! – ответил я. – Он пил водку и был, по-моему, вполне счастлив. По сторонам не смотрел, ни с кем не перемигивался. Правда, он стал в конце концов делать мне намеки, что я зря связался с Малиновской, но тут в ресторан зашла она собственной персоной, и я погнался за ней. Собственно, и нападения-то не было – я сам сел в машину и позволил себя увезти. Не уверен, что Груздев даже что-то заметил – он уже порядочно набрался к тому времени.
– Значит, ты утверждаешь, что он ни с кем в контакт не вступал? – задумчиво произнес Чехов. – Но откуда-то они узнали, что ты уже прибыл, так сказать, на место… Может быть, он выходил позвонить, пока вы там сидели?
– Никуда он не выходил, – сказал я. – Хотя постой! Когда мы покинули его квартиру, Груздев на минуту вернулся – сказал, что что-то забыл… Наверное, он возвращался, чтобы позвонить! А я даже не обратил внимания, лопух!
– Отлично! – заключил Юрий Николаевич. – Значит, ему известен, по крайней мере, номер телефона. Это уже кое-что… Лишь бы он оказался сейчас на месте!
– По моим понятиям, каждый алкоголик считает долгом возвратиться после пьянки домой. Сколько мы видим на улицах сомнамбулических личностей, которые на автопилоте пробираются в родной аул! Это древний инстинкт, почти такой же, как у пчел или воробьев. Сейчас раннее утро… Так что, думаю, Груздев еще дома и даже не проснулся.
– Ладно, сейчас проверим, насколько хорошо ты проник в тайны подсознательного, – хмыкнув, сказал Чехов. – Кстати, со своей стороны, хочу добавить, что сомнамбулических автопилотов иногда забирают в вытрезвитель… Или в морг!
– Только этого еще не хватало! – ужаснулся я. – По-моему, трупов и так уже перебор. Николая Петровича мне вообще жалко, хотя он меня и подставил. Нет ему удачи ни в работе, ни в любви…
– И в криминальной деятельности удачи ему тоже не будет! – жестко заявил Чехов. – Если он еще жив и здоров, то он горько пожалеет о том, что поддался искушению!
– А что мы ему можем предъявить? – резонно заметил я. – Факт распития спиртных напитков и невнятные угрозы?
– Я предъявлю ему то же, что и в доме Заболоцкого! – мрачно пообещал Чехов. – Плохо ты знаешь алкоголиков, Володя! Если в обычном состоянии вид пистолета просто страшен, то с похмелья он совершенно невыносим! Твой Груздев выложит нам все, что знает!
Мы въехали в Денежный переулок, и я указал Чехову, возле какого дома остановиться. Выйдя из машины, он внимательно огляделся по сторонам и пробурчал:
– Ох уж эти мне незримые соглядатаи! Если они и сейчас испортят нам мероприятие…
– Ты же вроде сказал, что просил их немного придержать, – напомнил я.
– Чудак ты, Володя! Думаешь, у Гузеева нет других забот, как только придерживать всех придурков в городе? Я сказал это специально, чтобы не волновалась Марина. Пока нам придется рассчитывать только на самих себя…
Мы вошли в подъезд, и я сказал:
– Седьмой этаж, Юрий Николаевич!
– Что вас, эскулапов, заносит вечно куда-то под крышу? – проворчал Чехов. – Сейчас еще окажется, что лифт неисправен…
Но лифт работал. Мы сели в кабину и поднялись на седьмой этаж.
– Вот здесь мы вчера с Николаем Петровичем культурно отдыхали, – указал я на дверь.
– Ну что ж! Звони! – распорядился Чехов. – Я требую продолжения банкета!
Звонить пришлось долго. Мы вслушивались в булькающий звук сигнала, который раздавался в тишине квартиры, и все больше мрачнели. Было похоже на то, что Груздева накануне все-таки подвел автопилот и ловить нам здесь нечего.
Мы уже намеревались отступиться и отправиться восвояси, как вдруг где-то в глубине квартиры послышался глухой шум, падение чего-то тяжелого и как будто даже сдавленный человеческий крик.
Мы оживились, и я с энтузиазмом принялся давить на кнопку звонка. Страдальческий то ли стон, то ли крик повторился уже в коридоре, вслед за чем дверь квартиры отворилась – как мне показалось, со страшным скрипом и сопротивлением. В следующую секунду перед нами появился Груздев.
