Теперь «единомышленники». С ними особых хлопот не будет. Катя давно уже разработала план на случай непредвиденной ситуации. Все «посвященные» сотрудники в разное время были тщательно обработаны. И теперь каждый, ни о чем, конечно, не догадываясь, носил с собой бомбу индивидуального, так сказать, действия. «Взрывной механизм» срабатывал немедленно после того, как носитель «бомбы» по телефону или при непосредственном контакте слышал пароль – два определенных слова.
О том, чтобы все семеро постоянно носили с собой мобильный телефон, Катя позаботилась заранее. Они могли забыть все, что угодно, но мобильник всегда и в любой ситуации должны были иметь при себе на случай экстренной связи.
Каждая из семи «бомб» имела начинку, соответствующую характерным чертам, пристрастиям и страхам носителя.
Четверкин в результате «взрыва» должен был умереть от остановки сердца – он столько раз наблюдал данную неприятность у подопытных.
Омерзительный Редькин сойдет с ума от невыразимого ужаса и умрет от голода и страха, забившись куда-нибудь под кровать и не смея оттуда выйти.
Хладнокровный Ерема перережет себе горло любым острым предметом, попавшим под руку.
Флегматичный изобретатель мозговых машин Потапов испытает внезапный приступ страшнейшей головной боли, а затем умрет от болевого шока. Причем боль эту будут не в силах снять ни медикаменты, ни что-либо иное, потому что боль будет существовать только в воображении обезумевшего исполняющего обязанности начальника лаборатории.
Бездетная, но втайне страстно мечтающая о малыше лаборантка – ее зовут Леночка, вспомнила Катя, – возомнит себя детоубийцей и в порыве раскаяния сведет счеты с жизнью любым на данный момент доступным ей способом.
Эстет Тимохин методично, одну за другой, вскроет себе вены. Ситуация с Тимохиным несколько осложнялась, ведь на данный момент он находился в больнице, где мог получить своевременную квалифицированную помощь. Но дело в том, что, даже получив одну небольшую кровоточащую ранку, Тимохин все равно умрет, будучи уверен в том, что истекает кровью.
Для впечатлительного кретина Костика Филимона Катя придумала особо изощренный способ покончить с собой. Костиком овладеет навязчивая идея, что кто-то забрался ему в голову и оттуда навязывает свою волю. Изымать агрессора из-под собственного черепа Костик будет яростно и настойчиво, возможно, с помощью подручных средств. Например, скальпеля или отвертки. Причем эта незавидная участь ожидала Костика в любом случае, даже если Ладыгин вдруг окажется паинькой. В последнее, правда, верилось с трудом.
Единственный из семи приговоренных, который вызывал у Кати искреннее сочувствие, был умница Ерема – ее правая рука и надежный помощник. Но что поделаешь – на войне как на войне. В отличие от других его ждала легкая и быстрая смерть. Это все, что Катя могла для него сделать.
Последний – контрольный – сеанс с Тарасовым Катя проведет сама. Придется встать завтра пораньше, чтобы успеть добраться до загородной резиденции профессора, поработать с Тарасовым и вернуться обратно. Домой психиатра доставит «братец». Сергею, который действительно приходился Кате троюродным братом, тоже была уготована своя судьба – автомобильная катастрофа. Но это на крайний случай – Сергей был слепо, фанатично предан своей богине «сестричке», а это качество еще могло пригодиться.
Оставался Колесов. На горячо любимом начальнике подчиненные испытали его же изобретение – новый способ «промывки мозгов», который должен был серьезно упростить саму процедуру «программирования» новой личности, а также значительно повысить эффективность дальнейшего использования «перерожденного» человека. Основной фокус заключался в том, что старая личность «стиралась» не полностью, а лишь в объеме, достаточном для «перепрограммирования». Человек, обработанный по этой новой методике, после заключительных манипуляций практически ничем не отличался от себя прежнего. С той лишь разницей, что некоторые его установки заменялись на новые, – грубо говоря, «стирался» основательный кусок памяти, в подсознание вкладывались нужные запреты и ограничения, а последним штрихом такая местами обновленная личность приводилась в гармоничное состояние, чтобы ни одна из ее частей не вступала в конфликт с другой.
Для окружающих человек, перепрограммированный подобным образом, выглядит точно так же, как и прежде. Или почти точно так же, за исключением некоторых мелких деталей. Но кто обращает внимание на это «почти»? Если даже кто-то что-то и заметит, то вряд ли заподозрит, что некий Сергей Иванович, к примеру, на самом деле уже не совсем Сергей Иванович, а ловкая его копия. Сам Сергей Иванович будет искренне считать, что он всегда был именно таким, как сейчас. Собственно, он таким и был. Почти таким. С той лишь разницей, что до «обработки» никакая сила не могла заставить его убить человека или передать кому-то секретную информацию. А теперь он сделает это и многое другое по первому требованию какого-то конкретного лица и даже задумываться не будет, зачем и почему он это сделал. Сделал, потому что должен был, и весь разговор.
Именно так должно было произойти и с Колесовым: сначала – выборочная «чистка мозгов», потом – конструирование новых черт личности; и вот он, Колесов, получайте обратно, – с виду такой же, да не совсем, только оболочка осталась. Хотя и думает вроде так же, и о «перепрограммировании», ясное дело, ничего не помнит, и своенравный такой же, как прежде, да только не во всем. Как всегда, любвеобильный, непостоянный, гениальный – такова уж его природа, этого без ущерба для личности не уберешь, вмиг рассыплется, как высотный дом, выстроенный без фундамента, – но в том, что касается бизнеса по штамповке совершенных машин, ни капли сомнения не испытывает, делает все, как ему говорят, да при этом считает, что это его собственные мысли и желания, что он сам так думает и всегда думал.
Катя едва слезу не пустила, давая «добро» на обработку Колесова, но понимала, что иначе нельзя, иначе коса найдет на камень и в тот же момент обломается. Тогда конец всему, не только прибыльному бизнесу.
Только вот накладочка вышла, когда работа требуется тонкая, она занимает от нескольких долгих часов до нескольких совсем уж бесконечных дней, так что волей-неволей приходится перерывы устраивать. И в первый же такой перерыв Колесов исчез. Ушел. Он даже не сбежал, сбегает тот, кто делает это осознанно, даже если не знает точно, от чего и куда бежит. А Колесова «промывка» хоть и лишила большинства человеческих качеств, некоторых навсегда, но, очевидно, всколыхнула, разбудила что-то звериное, глубоко заложенный природой инстинкт самосохранения. Вот и увел этот инстинкт Колесова подальше от «профессорской» дачи. Дверь в комнату, где он находился, даже не запиралась, так, прикрыта была. Ведь по всем прогнозам после проведенных мероприятий он должен был сидеть или лежать, бессмысленно уставясь перед собой, но никак не деру давать.
Но то ли господин Случай вмешался, то ли недоработали чего с новой методикой, только оглянуться не успели, а Колесова и след простыл. Уму непостижимо, как ему с дачи удалось выбраться. Поначалу Катя на пару с Еремой весь дом прочесали, думали, может, в угол куда забился. Потом обыскали двор и еще долго нарезали круги вокруг дачи, хотя понимали, что любимый начальник к тому времени должен быть уже где-то далеко.
