– Бред, – пробормотал я, разворачиваясь к выходу.
– Колесов, выйди из класса, – противным голосом сказал Мишка и строго посмотрел на меня.
Я расхохотался. Крутиков похлопал глазами, потом воскликнул:
– Какое-то воспоминание детства, поразившее воображение. Пошло дело! Скажи еще что-нибудь.
– Что? – уточнил я.
– Да все равно.
Я подумал, осторожно сказал:
– Катя.
– Конфетка, – нахально отозвался Колесов, поколебался и добавил: – Электроэнцефалограмма.
– А это-то при чем? – я почему-то рассердился.
– Вертушка, – сказал после небольшой паузы Мишка.
– Это вертолет, что ли? – поинтересовался я. – Между прочим, тебя про вертолет никто не спрашивал.
– Иди, тезка, иди, дорогой. Тебя там больные ждут не дождутся, – Крутиков возбужденно потер руки. – Видишь, нам некогда. Пош-шло-о дело!
Я ушел. А через час Крутиков заявился сам и, беспрестанно зевая после бессонной ночи, рассказал, что Мишку как будто прорвало, слова из него так и посыпались. Правда, теперь все больше невпопад. Но сейчас Колобку страшно некогда, потому что он торопится к Попову, пока того тетка не увезла под Воронеж. И мне после окончания смены придется добираться до тезкиной квартиры самостоятельно. Тем более что Чехов считает, что нам лучше передвигаться поодиночке и не привлекать к себе внимания.
Колобок написал адрес и нарисовал подробный план, как доехать удобнее и быстрее, пропустил мимо ушей мою шпильку о том, что подозрительность – дело заразное, а подхватил ее тезка не иначе как от «кента Юрки», и умчался, бросив напоследок, что Тарасов на работу не вышел, потому что заболел.
Внезапная болезнь Тарасова заинтересовала меня настолько, что я не поленился заглянуть в психиатрическое еще раз, перед тем как уйти. Но узнать удалось только то, что Тарасов позвонил сам, уже ближе к обеду, извинился и сказал, что страшно сожалеет, но чувствует себя прескверно, а потому объявляет себя временно нетрудоспособным.
На всякий случай я обманным путем выманил у фигуристой сестрички домашний адрес Тарасова, из коридора полюбовался на Колесова, безостановочно бормочущего что-то себе под нос, и поехал к Крутикову.
В подъезд мы с Колобком вошли почти одновременно, я опередил его ровно на столько, чтобы успеть вызвать лифт.
– Представляешь, – посетовал тезка, – этот контрактник опять сбежал. Тетка кормила его супчиком, на секунду отвернулась, поворачивается – а племяша и след простыл. Интересно, что утром Попова еще какой-то психиатр осматривал. Тетка его фамилии не запомнила, а из сотрудников никто ничего толком сказать не смог.
– Надо было у Марии Ивановны спросить, – засмеялся я. – Шепнул бы, что друг Чехова, она бы тебе фамилию этого психиатра из-под земли достала.
Колобок вздохнул.
– Эх, не догадался…
Под дверью нам пришлось торчать минут пять. Чехов, как выяснилось, спал и наших настойчивых звонков в упор не слышал.
Я проворчал:
– Крепко же ты спишь.
– Крепко спит тот, у кого совесть спокойная, – изрек полковник. – Выводы из сказанного можешь сделать сам.
Колобок выгрузил закупленные по пути продукты и заявил, что в гробу он все видел, а потому тоже собирается немедленно завалиться спать. Что он немедленно и сделал, расположившись на раскладывающемся кресле, а мне, как почетному гостю, предоставил в распоряжение узкий и безумно жесткий диван.
Проснулись мы от ароматов, густо тянущихся из кухни.
– Я тут похозяйничал немного, – скромно сказал Чехов, раскладывая по тарелкам рассыпчатый плов. – Надеюсь, это съедобно.
Плов был не просто съедобным, а потрясающе вкусным. О чем я полковнику и заявил. Колобок молчал, сосредоточенно уминая вторую порцию.
После обеда, плавно переходящего в ужин, полковник, донельзя довольный эффектом, который произвели на нас его кулинарные способности, так разошелся, что еще и чай заварил.
– Ну что, голуби, насытились? – поинтересовался он, когда мы наконец отодвинули от себя тарелки. – А теперь давайте-ка помозгуем, каким образом ночью аппаратуру из будки забрать.
– А какого черта ты вообще туда полез? – возмутился я, направляясь за ним в комнату. – Далась тебе эта лаборатория. Там, между прочим, Мишка Колесов начальник. Следовательно, ничего противозаконного в лаборатории происходить не может. Ты бы лучше помозговал о том, что Тарасов под видом болезни сегодня на работу не пришел. И завтра не собирается.
Чехов глубоко затянулся, посмотрел на меня задумчиво.
– Знаешь, док, иногда я завидую твоей доверчивости и до неприличия чистым помыслам.
Пока я прикидывал, стоит ли воспринять данное высказывание как оскорбление или как знак восхищения моими личностными качествами, полковник продолжил:
– Неужели ты полагаешь, что твоего Колесова, даже если он на самом деле такой правильный, как ты говоришь, можно рассматривать как железную гарантию законности? Кстати, он вполне может не знать, что творится на объекте. Это первое. Теперь второе. Ты что же, считаешь, что Тарасов сам какие-то делишки проворачивает? Лично мне представляется так, что одно с другим очень даже тесно связано. А аппаратуру я там поставил, потому что ничего другого пока придумать не смог, честно скажу. Посмотрим, может, это что и даст.
– Не, ребята, – я протестующе поднял руки. – Вы как хотите, а я пас. Мне, между прочим, Кате звонить пора. И лично я надеюсь сегодняшнюю ночь провести в обществе красивой женщины. А не шататься по каким-то трансформаторным будкам.
– Кто такая Катя? – полюбопытствовал Крутиков. – Почему не знаю?
Чехов покачал головой, с усмешкой сказал мне:
– Не выйдет.
– Это почему же?
– Потому что с этой красоткой ты, кроме как по телефону, не будешь общаться до тех пор, пока мы не выясним, чего она хочет.
– Чего тут выяснять? Меня она хочет! – брякнул я и почувствовал, что краснею. – Видеть. И вообще, какого черта ты ко мне прицепился? По крайней мере, с женщинами я сам разобраться в состоянии. Можешь засунуть свои умозаключения…
– За базаром следи, – посоветовал Чехов.
– Да кто такая эта Катя? – воскликнул Колобок.
Полковник лениво пояснил:
– Некая особа, из-за которой Ладыгин потерял покой и напрочь лишился мозгов. Я ее сам не видел, но, так понимаю, стерва это редкостная и опасная.
Я рассердился и чуть не выскочил из кресла.
– Ты просто завидуешь!
– А чего мне завидовать? У меня жена молодая, умная и красивая. Скоро приедет, между прочим. А со своей ведьмочкой-стервочкой ты, Ладыгин, сам ни за что не разберешься. Она тебя крепко на поводке держит. А почему? Потому что ей что-то от тебя надо. Классическая шпионская «медовая ловушка»: томный взгляд, ангельский голосок, кусочек тела здесь, нужное слово там – и поплыл клиент. Тут главное быстро суметь просчитать, что человек из себя представляет и какой ключик к нему больше подойдет.
