Резинкин пропустил все эту галиматью мимо ушей. Ему бы на ногах устоять. Говорили, будет автобус. Пока до Твери докатят, он немного отойдет от вчерашнего.
- Резинкин!
- Здесь!
- Не здесь, а «я»! - внушил персонально капитан.
- А вы? - не понял Витя.
Призывники дружно заржали.
- Говори «я».
- Вы. То есть я. Я!
- Ногузадерищев!
- Я!
- Надо же, и такие фамилии бывают?! Ни хрена себе!
- Я!
К капитану сзади подошел маленького роста конопатый паренек со здоровенной сумкой в руке и потянул его за рукав.
Офицер отдернул руку и вытаращился на чудо.
- Здесь в армию забирают?
- Фамилия?
- Иванов.
По списку выходило, что Ивановых аж трое.
- Имя?
- Иван.
- Становись в строй.
Таща ношу, Иванов встал в самом конце.
- Решил все два года на своих харчах продержаться? - не удержался капитан, сравнивая габариты сумки и парня.
- Кушать люблю.
- Пора бросать эту вредную привычку.
- В армии совсем не едят? - перепугался Иванов.
- Нет. В армии принимают пищу. Сейчас выходим за ворота и садимся в автобус. Нале-во!
Призывники недружно повернулись и потопали за офицером, расселись в автобусе.
Резинкин прилип к стеклу и, не помня себя, махал до тех пор, пока видел мать, отца и Аленку. Потом он откинулся на спинку кресла и скосил глаза на сидящего соседа.
- Здорово, приколист.
Только не это. На него смотрела улыбающаяся ряха.
- Так что там у меня между ног? Член?
- Я сказал «член»? Извини. Скорее сапожный гвоздик.
Витя видел, как под кофтой дернулся здоровый бицепс, и прикрыл голову руками от возможного удара.
- Не боись, вша.
- Не боюсь, не боюсь. Ты, наверное, качался на анаболиках?
Мозги у здорового сразу ушли в сторону.
- Ну и что? Ты же видел мои руки, я из тебя дух вышибу одним ударом.
- Тогда твой гвоздик все время повернут на шесть часов.
- Что?! - Крепкая рука скрутила свитер у горла.
- Вы, двое! - Капитан повернулся на шум. - Если не успокоитесь, я позабочусь о том, чтобы вы попали куда подальше.
Здоровый утихомирился.
- А мы и так попали, - послышалось из самого конца.
Резинкин узнал тонкий голос.
- Иван Иванов!
- Я!
- Разговоры!
Все заткнулись и некоторое время ехали молча. Автобус вышел на трассу и набрал скорость. Замелькали березки и осинки. Тяжелые веки закрылись, и Витек провалился в сон.
* * *
Пополнение живо выбиралось из кунга - пассажирской будки, установленной на «КамАЗ», - и под строгим оком покупателя, отобравшего в областном военкомате партию для своей дивизии, строилось в две шеренги рядом с машиной.
- Иванов, быстрее, сумка у тебя меньше не стала. В поезде все слопать не успел, что ли? - Старший лейтенант Кобзев, командир третьей роты отдельного мотострелкового батальона, строил вновь прибывших.
- Кушать люблю, товарищ старший лейтенант.
- Получишь направление в учебку на повара.
Все восемнадцать гавриков стояли в две шеренги и вертели головами по сторонам.
Первое обстоятельство, неприятно поразившее Резинкина, - высокий забор из толстых стальных прутьев, выкрашенный в коричневый цвет. Солнышко еще не успело над оградой подняться и совсем не греет. Ветерок пронизывающий гуляет. Ничего себе утречко.
Стоило ехать на поезде почти сутки, для того чтобы оказаться в какой-то дыре под Самарой да еще наблюдать свободу сквозь заграждение.
Правда, он и не ждал океанского песчаного берега, усыпанного стройными, грудастыми, загорелыми, крепкими телками. Где выбираешь любую и можешь прямо тут же пам-парам-пам-пам. Потом вторую, третью, и работаешь, прямо как заводной.
Резинкин сердцем чуял - будет секс, только без его согласия.
Немного левее, на огромном плацу, строй солдат - человек сто, не меньше, топает по кругу, построившись в колонну по четыре.
Рота приблизилась, и Резинкин услышал, как парень с тремя лычками на погонах громко и отчетливо скомандовал:
- Рота!
Ответом ему прозвучало три мощных удара сапожищами об асфальт.
«Чего это он их топать заставляет?»
Откуда-то из середки роты раздался нечеловеческий вопль:
- Душары! Че встали, бегом в баню подмываться!
Строй загоготал.
- Разговоры! Рота, стой!
Все солдаты были одеты одинаково, и у Витька все слилось перед глазами. Он не различал лиц. Видел только единообразную зеленую шевелящуюся массу. Парень с лычками развернул строй к себе лицом и картинно стал орать, так как офицеры стояли совсем близко:
- Запомните, умных в армии нет, значит, самый умный тот, кто командует. Еще одна фраза - и завтра состоится военный парад отдельно взятой за жопу роты.
- А если дождь, товарищ сержант? - выдавило чудо из строя.
- Никого нигде не чешет, солдат. Мне по фигу, по мокрому или на сухую. На сухую больнее, знаешь, да?
С широкого крыльца по ступенькам двухэтажного зданьица, напоминавшего небольшой особнячок, спустился офицер с журналом в руках и направился в обход плаца к выстроившемуся пополнению.
Резинкин никак не мог понять, почему он не срезает угол. Ведь через эту здоровую заасфальтированную поляну короче.
Подошедший поздоровался с Кобзевым за руку, правда, после того, как лейтенант, хоть и нечетко, но все же отдал ему честь. Офицер был в чине подполковника. Щеки у него были красными, незлые глаза-щелочки оглядывали новобранцев с неподдельной тоской.
Наблюдая за мужчинами в форме, Резинкин машинально ковырялся в курносом носу и пытался внушить сам себе, что попал в армию. До этого он видел, как отдают честь, только в американских фильмах.
Штатовские актеры делали это резко и торжественно. А наши как-то так запросто. «Здоров - здоров». Получалось, между прочим, и по-житейски.
Интересно, а если бы лейтенант не приложил пятерню к голове?
- Боец! Сопли оставить дома забыл! - Подполковник рявкнул от души, и Резинкина передернуло. Чего ж так орать-то, не в лесу ведь. - Смирно! - снова рявкнул офицер с красными щеками. Молодые вытянулись. - Вольно, - раскрыв журнал, старший нахмурился. - Кто умеет работать на компьютере, шаг вперед.
