Больше всех недоумевал Валетов. Ему-то за что? Он сидел на плечах у Лехи и никого не трогал.
После ужина - сечка, кусок черняги, несладкий чай - к Лехе в камеру вошел капитан. Здоровяк удосужился прекратить лежку и сесть на койке.
- Когда входит офицер, надо вставать, молодой человек.
«С чего это он заискивает?»
Простаков встал.
- А вы нас обманули. Еды до ужина нам так и не принесли.
- Извините, больше не повторится, - офицер издевательски расшаркался, делая реверанс. - Вы знакомы лично с генералом Серпуховым?
- С Антоном? - Леха улыбался шире некуда.
Капитан помрачнел. Неужели все так плохо?
- Да, с Антоном.
- Вместе охотились. А что с ним?
- С ним ничего. Заботится о тебе, понял? Лично. Генерал-лейтенант о тебе вспомнил, детина.
- Кто детина, а кто хворостина.
- Разговоры!
- Чего вы кричите?
Смирнов закатил глаза.
- Урод, - прошипел он от полного бессилия.
- Сам урод.
- А-а, ы-ы, ну ладно, - смирившись с неизбежным, капитан, привыкший опрокидывать и ломать всех и вся, спокойно заговорил: - Если бы не генерал, ты бы у меня…
- Или ты бы у меня, - перебил Простаков, находясь на волне душевного подъема и почуяв свободу, чем вызвал очередной заход зрачков за веки.
- Ты направляешься в учебную часть. Будешь сержантом. Командиром отделения.
- Сразу! - воскликнул радостный Леха.
- Через шесть месяцев, - больше никаких эпитетов Смирнов не добавлял. - Будешь химиком. «Зарин Зоманычем».
- А это кто?
- Вот там и узнаешь.
- Там через камеру Фрол сидит. Можно и его?
- Валетов? Ну какой из него сержант?
- Я буду за двоих. Я могу командовать хоть взводом, хоть полком.
Смирнов подошел вплотную.
- Мальчик, ты хозяйством своим научись командовать, когда ему лечь, когда встать, потом поучись лет пять в военном училище.
- Значит, если хрен стоит, то в училище не возьмут?
- Молчать! Забирай с собой этого полудохлого. И катитесь отсюда ко всем чертям!
Валетов не скрывал радости от того, что его выпускают и отправляют в учебку, да еще и с Лехой. Пусть химиком, какая разница. С таким приятелем ему будет легче служить. Лично знаком с генералом, разве плохо?
Отбывающие в часть стояли напротив капитана, оформлявшего бумаги.
Не скрывая улыбочки, Фрол нашептывал на ухо пригнувшемуся к нему сибиряку:
- Со мной в камере пацан сидит. Говорят, что он десять килограммов масла украл, но в это я не верю. Он волшебный…
- Как это?
- Чудной значит.
- Дурачок, что ли?
- Ну, типа того. В части его обижают. Попроси, чтоб задержали здесь подольше. Ему тут лучше.
- Товарищ капитан.
- Чего.
- Подержите соседа Фрола подольше. Его в части обижают. Ему здесь лучше.
Капитан перестал писать и задумался.
- Запросто. Держать - не отпускать. Если он еще расскажет, кто его обижает.
- Ему в санаторий надо.
- Ну-ну, может, тогда и в санаторий устроим.
Ехать никуда не пришлось. За новобранцами, успевшими ознакомиться с современными реалиями гарнизонной губы, пришел маленький, ростом с Фрола, сержант с двумя фуфайками под мышкой.
Нагловатая, со вздернутым курносым носом физиономия щеголяла ярко-красными губами, прямо как у девушки. Афганка, осветленная хлоркой, ладно сидела на крепком торсе, укороченные кирзовые сапоги сверкали, кепочка отутюжена, звездочка на лбу горит. Почти как у Пушкина: «…месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит…», но то про Царевну Лебедь сказано.
Сержант Никодимов, так он представился капитану, оценил кроссовки Валетова долгим жадным взглядом.
- Надевайте тулупы и шагом марш за сержантом, - скомандовал капитан.
- А как же джинсы? - Фролу было жаль штаны, замененные на старую форму.
- Гражданку носить в части не положено.
Фуфайка на Простакова не полезла, пришлось нести в руках. Фрол же, надев свою, сразу в ней затерялся основательно, без какой бы то ни было маскировки. Просто получилась ходячая фуфайка с головой.
- А другого размера нет? - недовольно проворчал он. - Я в ней, как пугало огородное.
- Ничего, ничего, солдат должен вызывать чувство паники у противника.
- Так прежде, чем я окажусь лицом к лицу с противником, я всю Российскую армию распугаю.
Капитан остановился, задумавшись, и глубокомысленно произнес:
- Нашу армию таким не напугаешь, она и не к такому привычная.
Глава 5
АВИТАМИНОЗ
Протопав вокруг плаца в колонне по одному, новобранцы вошли в подъезд трехэтажного здания.
Один солдат со штык-ножом на поясе стоял около тумбочки, другой мыл длинный прямой коридор.
- За мной, - скомандовал сержант большому и маленькому.
Пацаны потопали по казарме в самый конец. По обе стороны от коридора - койки, койки, койки.
Фрол к радости для себя заметил наволочки на подушках. Комфорт.
От общей массы коек два десятка кроватей были отделены символической фанерной перегородкой. Если в основной части казармы солдат не было, то здесь кипела жизнь.
Фрол и Алексей с радостью для себя обнаружили еще с десяток обритых наголо пацанов. На всех была армейская форма. Никто на кроватях не валялся, все сидели на табуретках и отходили от ужина.
Увидев Простакова, кто-то тихо присвистнул.
- Твоя, - Никодимов указал пальцем на Простакова, затем на койку. То же он проделал и по отношению к Фролу, определив ему место над сибиряком. - Присяга у вас через две недели.
Ближе к девяти вечера к молодым вошел прапорщик. Широкое, как сковорода, лицо с толстыми губами и лоснящимися щеками, с глубокими кисточками морщин около карих узких глаз и красным, вероятно, никогда не бледнеющим носом излучало в пространство любовь к ближнему, если он в форме, желание помочь, если он в форме, даже возможность налить в стакан водяры, но если… Да-да, только тогда. Может быть, время от времени прапорщик становился сволочью, но только по службе. Такое доброе лицо не может принадлежать гаду.
Кто-то гаркнул:
- Встать, смирно!
Все вскочили с табуретов, побросав кто устав, кто иголку с ниткой.
