Сержант, который запирал камеру за Фролом накануне, прошел мимо клетки, но тут же развернулся:
- Не спится? На выход. И дружбана подымай.
Плотный солдат с лицом «я никогда вам не скажу ничего хорошего» вошел в камеру и с силой пнул двухъярусную койку.
- Подъем, солдат!
Диман со сна подскочил, сел, встал.
- Я! - выкрикнул он, не открывая глаз.
- Работа ждет, - лениво бросил сержант. Он вывел парней наружу и, ткнув лопатой в землю, сказал: - Копать будете, как в том анекдоте - от меня и до завтрака. Приступили.
- Скажи, Фрол, вот почему так происходит? - глубокомысленно спросил Федоров, вгрызаясь орудием труда в землю. - На пачках сигарет пишут «Минздрав предупреждает»… и все такое. А на лопатах где такие надписи?
- На лопатах нет, ты прав. Иначе бы страна на молоке разорилась.
- Почему?
- Так за вредность всю армию пришлось бы поить. Это ж тебе никаких коров не хватит.
До завтрака и после Фрол с «отличником в школе» рыли яму недалеко от губы и госпиталя одновременно. Зачем она нужна, караульный, сидящий невдалеке и присматривающий за арестованными, объяснить не удосужился.
Завтрака, состоящего из перловки, куска черного хлеба и несладкого чая, Фролу хватило только на час работы. Он внезапно ощутил голод. Организм требовал еще. Вспомнилось несладкое времечко, когда ему приходилось питаться ничуть не лучше. Только последние года три жирует, хлеб маслом мажет. Снова придется затянуть поясок.
- Ты откуда родом? - Фрол делал передых после своего захода. Лопата была одна на двоих, что хорошо.
- Астрахань, - Федоров медленно и монотонно выбрасывал землю наверх, обнимая лопату мощными клешнями.
- А я из Чебоксар.
- Жаль.
- Почему?
- Что не из Астрахани.
- Россия большая, - Фрол даже руками развел.
- Я думал, ты мою маму знал…
- Это почему?
- Ее все в Астрахани знают, она врач в детской поликлинике.
Придурок.
- Что ж она тебе санаторий пожизненно не организовала?
- Почему не организовала, организовала. Меня из него и призвали, - словно робот отвечал сокамерник.
- Родине нужны солдаты. Такие, как ты, особенно.
- Да, я тоже так думаю. Мог ведь остаться, но пошел служить.
- Ты сегодня разговорчивый.
- Да, вчера устал очень. Языку покой надо давать. Так мама говорит.
- Молодец у тебя мама.
- Конечно, ее же все знают. Она врач.
- Врач, я помню, ты говорил.
- Я тоже помню.
- Что, что ты помнишь, что я говорил?
- Что она врач… Извини, мне надо копать.
Ковыряться в земле - не самое легкое занятие. Фролу не улыбалось упираться тут рогами до изнеможения. Немного подустав, он стал шевелиться медленнее, потому как неизвестно, до каких пор им тут предстоит торчать. Отличник Федоров не задумывался над столь серьезными вещами, как усталость, и копал себе, как и прежде.
Ближе к обеду Фрол выдохся, несмотря на то, что пытался распределять нагрузку. Ноги его подкашивались, сердечко ухало прямо в голову.
Вывод напрашивался сам собой: для службы он не годен. Здоровья нет. Только попробуй здесь это объясни кому-нибудь.
Капитан нашел Фрола сидящим на двух битых кирпичиках подле кучи с землей.
Взглянув на «котлован», в котором трудился Федоров, начальник гауптвахты с долей любопытства посмотрел на Валетова:
- Из вас получается неплохой тандем. В армии важнее всего уметь хорошо копать. Чем глубже вы закопаетесь, тем меньше вас убьют. Куда же ты, Федоров, масло заныкал?
- Мама мне говорила, чтобы я никогда не воровал. Не брал я масло, товарищ капитан, - солдат перестал копать и стал смотреть снизу вверх.
- Где масло, Федоров?
- Нет у меня масла.
- Целых десять кило. Куда тебе столько?
- Незачем. Мама говорила, что много масла вредно.
- Придется тебе и после обеда копать. Пока не скажешь, куда дел. Караульный! Арестованных и наркоманов на подозрении - в камеру!
Хлебая воду с фрагментами капусты и вермишели, Фрол старался убедить себя в необходимости питаться тем, что дают. Переходить с разносолов на постную пищу ох как нелегко.
- Чем там тебя кормили, в санатории?
- Бананами, - слащаво улыбаясь, ответил Федоров, вспоминая о сладостях прежней жизни.
- Как тебе местная похлебка?
- В части лучше кормят. Но жизнь там хуже. Здесь лучше.
- Что ж тут хорошего? - Фрол огляделся. Решетки, голые стены, бетонный пол, нары, параша. - Это ж тюрьма. Ты мне скажи, в части лучше кормят?
- Лучше, - согласился мамин сын, лопая овсянку на воде с куском черного хлеба.
- Постель там дают?
- Дают.
- И стрелять?
- Иногда.
- И чего ж там тогда, по-твоему, плохого?
- Деды.
Фрола передернуло. Дедовщина для него, маленького и хиленького, представлялась огромной проблемой.
К камере подошел сержант.
- Валетов, на выход.
Глядя через решетку на сытую рожу, Фрол вспомнил гоблинов Гоги, которые держали его, пока бывший компаньон обрабатывал. Да, была в жизни ночка.
Мордатый повел Фрола через территорию части. Новобранец вертел головой.
Солдаты ходят только строем. Офицеры иногда отдают друг другу честь. Асфальтовые дорожки военного городка не остаются без внимания и постоянно подметаются. Тут и там видны зеленые шуршащие зады - словно кочки на болоте.
Праздношатающихся Фрол не заметил. Все куда-то идут, бегут или собираются идти или бежать, выстраиваясь в колонны.
На фоне серых зданий в глаза бросались две вещи: российский флаг на небольшом двухэтажном здании и надпись, сделанная огромными буквами вдоль всего плаца: «Дедовщина не пройдет. Порядок будет за нами!»
Судя по словам Федорова, данный лозунг - только лозунг.
Сержант проводил его в какой-то барак, неподалеку от ровного ряда гаражей, в некоторых из них Фрол видел мужиков, возившихся со своими машинами. Были и иномарки, и наши.
Барак оказался овощехранилищем. Спустились в добротный подвал. Несмотря на огромный вентилятор, продувающий помещение, чувствовался стойкий запах гнили.
Проходя между контейнерами со свеклой, картошкой, морковкой, Фрол дивился количеству хранящейся здесь жратвы. Не зря на входе охрана.
