ПРОЛОГ
Если вы проснулись утром в казарме и увидели, как недавно прибывший из учебки сержант застроил всех старослужащих вашей роты, откройте глаза по второму разу, товарищ солдат! Вы спите!
Что? Вы все-таки не спите?!! О боже! Мир сошел с ума! Зачем вы родились на свет?!
Нет! Все сон, все дурной сон! Глаза открылись. Все хорошо, все очень хорошо. В шеренгу построены сержанты всего батальона! Какое счастье! Нет, сержантов жаль, они будут сейчас отжиматься. Как все здорово! Можно не волноваться за Российскую армию - она по-прежнему непобедима.
Да здравствует наш дурдом! Самый правильный дурдом в мире!
Глава 1
ВИКТОР
Весна. Снег еще не сошел с клумб Припрудненского райвоенкомата, а по его ступенькам начали шаркать будущие вояки от Тверской губернии.
Витек вошел в зеленые ворота с красными звездами, преисполненный большого желания стать настоящим бойцом. Его могли посадить за угон. Взяли его менты. Взяли. Но так как он в первый раз… Вообще-то, не в первый, это попался в первый. А чего не подкалымить, если в машинах сечешь? Вот и заработал…
Или в армию на два года, или в тюрьму на три. Выбор очевиден. За решетку кому хочется-то? К тому же служба биографию не портит. Соображай.
Подойдя к дежурному, Витек хотел отдать честь, но передумал и отдал повестку. Все-таки честь дороже, зачем же ее бесплатно отдавать.
Капитан прочитал фамилию, порылся в бумагах, вытащил из стопки личных дел одну тоненькую папочку и отложил ее на край стола.
- Резинкин, иди в шестнадцатую.
Оказавшись в длинном коридоре, худощавый блондин быстро нашел нужную ему дверь. Надпись большими буквами, сделанная от руки толстым красным фломастером на куске ватмана, гласила: «Медкомиссия». Ниже карандашом приписали: «Перед посещением выпить ртуть, принести анализы диабетика, сточить пятки, чтобы походило на плоскостопие. Но лучше сделать операцию по смене мужского достоинства на аналог, но женский. И недостойный». Бумажечка держалась на двери, как и все в нашей стране, ненадежно, с помощью ниточки, надетой на вдавленную кнопочку.
Внутри комнаты одна длинная скамья, несколько крючков для одежды и еще одна дверь, ведущая в соседнее помещение. Тоска одолевала всех, кто входил сюда. Только не Витька. Ему врачей надо пройти - сто пудов. Он сам себя уже годным признал заранее. Пусть во всех бумагах пишут «годен».
Около единственного большого окна стоял одетый лишь в семейные трусы парень. Повернув на шум лысую голову, он со знанием дела рекомендовал раздеваться.
- Здесь ждать не любят.
- Варягин! - донесся женский голос из-за стены.
- Меня, - пацан исчез в боковой двери, топая босыми ногами по каменному полу.
Витек остался наедине с двумя коричневыми облупленными дверьми. Только он успел стащить с себя штаны, как ввалилось сразу трое. Салаги, такие же, как и он.
Призывники шарили глазами по Витьку и висящей на крючках одежде.
- Чего стоите, раздевайтесь, здесь ждать не любят.
- Резинкин, - услышали все, и Витя подался к врачам.
- Топай-топай, - пробасил один из троих пришлых, отличавшийся от остальных шириной плеч и узким лбом.
В соседней комнате под давно не беленным потолком висел засиженный мухами молочного цвета плафон. Стены имели едко-зеленый цвет, разбавленный ярким пятном плаката с оптимистическим названием: «Дифтерия, холера и СПИД вокруг нас». Акварельными красками изображены были довольно отвратные типы, выдающие себя за эти болезни, а внизу буквами помельче: «Встретим их достойно».
- Это с хлебом и солью, - догадался Витек.
Немолодая женщина, склонив голову над столом, наяривала ручкой по одной из страниц в чьем-то личном деле. Рядом с ней сидела толстуха в больших очках. Она теребила ручку в пальцах и ничего не писала.
В углу комнаты стояли ростомер и весы, рядом с ними - медсестра в самом белом халате из всех, что были на присутствующих, и в шапочке с кружавчиками колора спелой ежевики, бегущими по краю.
Похоже, он тут никого не интересует.
Резинкин вернулся было обратно в раздевалку.
- Куда пошел?! - взорвалась толстуха.
Он не обратил на ее рык внимания.
Напустив на себя строгость, Витек в раздевалке объявил:
- Мужики, там сказали, чтобы остальные снимали с себя все.
Трое дегенератов стали переваривать услышанное, а он вернулся к врачам.
- Сердце болит? - спросила пишущая тетя.
- Нет.
- Идите сюда, - позвала медсестра.
- Ночью ходите?
- Хожу, а куда?
- Не прикидывайся идиотом. Писать ходишь? - Докторша подняла голову, уставившись на призывника маленькими злыми глазками.
- Рост - сто семьдесят два.
- Писать хожу.
- И как часто?
- Каждую ночь.
- Вес - шестьдесят девять.
- И давно под себя делаешь?
- Под себя с детства не делаю. А в туалет по ночам встаю. Это плохо? Мне никто об этом не говорил, доктор. Мне надо, чтобы все было хорошо. Ночью писать нельзя, да?
- Грудь - девяносто четыре.
- Можно, только не во сне.
- Нет. Во сне не хожу.
- Молодец.
- Размер противогаза - три.
- Корью, ветрянкой, свинкой болел?
- Болел всем.
- Сотрясения мозга?
- Были.
- Сколько раз?
- Два раза, у моей собаки.
- У тебя!
- Не знаю, документально не зафиксировано.
- Руки, ноги ломал?
- Да, правый указательный палец, он теперь не гнется.
- Ну-ка, покажи.
Резинкин посмотрел вниз на ногу.
- Вон видите, не до конца сгибается.
- Иди ко мне, - позвала записывающая антропометрические данные толстуха.
Резинкин послушно подошел к столу.
- Повернись.
Он подчинился и увидел на стене таблицу для проверки зрения.
- Закрой левый глаз. Читай, что написано над красной чертой.
Витя справился без труда.
- Молодец, другой глаз.
Резинкин повторил по памяти фразу из нескольких букв, не утруждая себя чтением.
