– Так, вот мы вас и довезли! С прибытием, товарищи, на Северный Кавказ! Желаем вам дальнейшего счастливого пути! – Майор радостно помахал рукой и тут же стал серьезным и деловитым. – Теперь насчет этого самого пути. Я тут, как и обещал вашему лейтенанту, связался с принимающей вас стороной. Поскольку высадили мы вас не совсем туда, где вас должны были встретить, то и за это спрос в некотором роде с военно-транспортной авиации. Поэтому дальше вы направляетесь своим ходом – тут всего-то километров двести, бензином на дорожку вас зальют на аэродроме, и документы все, какие надо, сделают здесь же. Мы вас даже, насколько смогли, поближе подвезли – сейчас как на землю спуститесь, так сразу слева будет командный пункт – он тут один такой, с башенкой наверху, не ошибетесь. Там вас будет ждать комендант, капитан Елисеев, все остальные вопросы будете решать с ним – куда, к кому, кто виноват и что делать. А теперь тихо и организованно идем на выход с вещами – для начала освобождаем от кандалов вашу технику, потом убираем за собой, кто что нагадил. Да, да, товарищ боец с зеленым сапогом, это я вам! Вот эти брызги, между прочим, отнюдь не от шампанского, так что сейчас у бортинженера получите тряпочку и подотрете! И не делай такое умное лицо, ты же сержант, хоть и младший, а не просто так в увольнение пошел! Я тебя не заставляю зубной щеткой весь салон чистить!
Под унылое шарканье тряпки запел, заныл, заскрежетал большой люк, распахнул створки, как устрица под ножом – и в отсек, хранящий свежесть поволжского утра и холод больших высот, хлынул воздух... То есть он должен был, по некоторым признакам, оказаться воздухом. Химикам на миг показалось, что самолет все-таки разбился при посадке и теперь снаружи врываются языки коптящего пламени. Горячая волна ударила по лицам, залезла за шиворот и моментально выжала липкий пот.
– А я предупреждал, что жарко! – рассмеялся майор, глядя на выпученные глаза Мудрецкого. – Пока летели, тут всего-то до тридцати четырех потеплело, но это еще ничего! Вот в три часа дня здесь будет печка, а сейчас – так себе, нежное утро возле моря и ласковое солнышко! Разгружайтесь побыстрее да уматывайте с бетонки, мой вам совет. Ну что, пособник «Аль-Каиды», пошли к коменданту, пока не жарко? Мне тоже на ка-пэ отметиться нужно, а твои и сами сумеют машинки выкатить.
Пилот ловко спрыгнул с опускающейся аппарели, Мудрецкий чуть задержался, прежде чем доверить свои ноги раскаленному бетону. Шагнул раз, другой – нет, вроде бы не обжигает, спасибо толстым подошвам. Вот если бы еще не прилагалась к ним высоченная труба из черной кирзы, моментально начавшая вбирать в себя обещанное «ласковое солнышко»... Кстати, морем не пахло. Как пахнет море, Юрий знал очень хорошо – в детстве, при редких поездках с родителями «на юг», он научился распознавать этот тонкий соленый аромат за несколько часов пути до берега. А здесь, в каком-то километре, он не чувствовался совершенно. Пахло перегретым камнем, цементом, пылью, керосином. Раскаленным металлом, смазкой и пылью. Пыльными листьями, нагретой шиферной крышей, паленой резиной, опять пылью... Не чувствовалось моря. Как будто пошутили, поиздевались, завезли неизвестно куда и бросили. Если бы не волны, которые Мудрецкий сам видел сверху еще несколько минут назад, – подозревал бы какую-нибудь злую шуточку, судьба и люди в последнее время на них особенно щедры...
И еще одна примета сходилась, позволяла более-менее верно определить свое место на Земле. Горы. С самолета Юрий толком их не рассмотрел, некогда было, а теперь – вот она, сизо-коричневая ломаная линия. Кое-где, присмотревшись, можно даже угадать белые вершины – или это только кажется, потому что знаешь: раз горы, значит, на вершинах снег... Горы были ярко подсвечены утренним солнцем – значит, сами они были к западу от аэродрома.
– Пошли, пошли, еще успеешь налюбоваться, – прервал географические размышления пилот. – Тебе, я так понял, до самого Грозного отсюда катиться, так что насмотришься ты на эти каменюки... – летчик на миг зажмурился, – ...вот по самое «не могу», глаза бы их не видели!
Мудрецкий вздрогнул, представив себе обещанные «всего-то километров двести», а главное – финиш этого автобронепробега. И сразу же – возможный промежуточный, от которого дальше они сами добраться не смогут. Их повезут.
– Ничего, может быть, все обойдется, – пробормотал он себе под нос. – Может, сразу же домой отправят. Там небось уже Копец рвет и мечет...
– Да ладно, ты, главное, не паникуй. – Летчик не расслышал всего, но решил подбодрить едущего на войну новичка. – Копец тут далеко не ко всем приходит, и уж точно не сразу. Будешь слушаться старших и хорошо себя вести – может, вообще с ним не встретитесь. По крайней мере, не раньше своего срока, это точно. Ты уж мне поверь, кто-кто, а я в этом деле разбираюсь, еще с Афгана.
– А вы и в Афганистане были? – заинтересовался Юрий. – Еще тогда? Слушайте, а где страшнее было?
– Да ну, это сначала страшно, все время эти ящики снятся, а через пару месяцев привыкаешь. – Майор отмахнулся, скинул куртку и перебросил ее через руку. – Ф-фух, и в самом деле пригревает сегодня... Ну, груз и груз. Загрузились, долетели, разгрузились, полетели обратно. Сейчас вон вообще спецборт не выделяют под это дело.
– Под какое? Что за ящики? – Мудрецкий вспомнил перекосившуюся груду коробок перед носом БРДМ. – Почта, что ли? Посылки?
– Ну да, почти. – Пилот усмехнулся, но почему-то очень криво. Потом искоса посмотрел на своего бывшего пассажира. – Так ты что, не понял? Хотя да, кто бы тебе сказал... Знаешь, на чем ты летел? Гордись, потом будешь рассказывать, а на тебя все будут смотреть, как на графа Дракулу! Да, и еще примета верная – кто с нами сюда летит, тот обратно не с нами вернется... хотя один черт у тебя не получится, машину армянам отдаем. Ты про «черный тюльпан» слышал когда-нибудь? Так вот это мы и есть! Точнее, были когда-то... Понял теперь, какие ящики?
Юрий понял и сглотнул слюну. К жаре он, судя по всему, уже начал привыкать, даже вроде бы прохладный ветерок почувствовался. Со спины. Точно, со спины. Про «черный тюльпан» ему довелось слышать не раз. И про то, какой он груз возил. Длинные такие ящики. Многослойные. Деревянная упаковка с оцинкованной начинкой, да и та обычно не пустая... М-да. Хорошо, когда приметы сбываются. Надо, чтобы и на этот раз. Просто очень нужно. И еще больше – хочется.
Здание с вышкой и в самом деле оказалось недалеко от стоянки, но в поисках коменданта его пришлось обойти почти кругом. Впрочем, со всех сторон, кроме выходящей на бетонку, оно оказалось обсажено деревьями, так что вокруг каменной глыбы царила относительная – все относительно в этом пекле – прохлада. Дальше, за невысокой зеленой изгородью, простиралась выжженная солнцем... Даже не степь, на родные лейтенанту Мудрецкому саратовские степи это походило не больше, чем дачный домик его отца – на типовой дворец «нового русского». Скорее, это была полупустыня – вытоптанная, прокаленная, с торчащими тут и там колючими кустиками высотой по колено. И на этой плешивой сковородке посреди военного объекта мирно пасся десяток овец. Присмотревшись, под одним из деревьев Юрий обнаружил мирно подремывающего пастуха – старичка с редкой седой бородкой, одетого в линялую офицерскую рубашку, выцветшие почти до белизны солдатские штаны, в сваливающихся с босых ног черных резиновых галошах и, что совсем странно по такой жаре, невысокой каракулевой папахе. Присмотр за отарой достался здоровенной мохнатой собаке, которая лежала в тенечке рядом с хозяином, положив голову на лапы и вывалив в пыль длинный розовый язык. Лохматый чабан на миг приподнял голову, опознал в проходящих мимо людях военных, – то есть хозяев здешней территории – лениво мотнул хвостом и снова улегся, одним глазом поглядывая на похрустывающих овечек.
