Петрушевский, будучи говняст характером, во время заезда болел за француза, так как сейчас должен был быть на месте Резинкина. Но после того как Витек выиграл, младший сержант забыл о соперничестве и первым добежал до машины.
– Ну ты как? – глядел он на Витька, держащегося за расцарапанную щеку.
– Ничего, осталось только комбату доложить. Охренеть, какое у деда Федота горючее!
– Чего? – не понял Петрусь, приподнимая за химок Витька. – Ты чего, скотина, мне тогда в баки налил? Ты, сволочь, дрянь какую-то подмешал и выиграл! Я сейчас должен был вместо тебя ехать!
– Да отвали ты! – Витек толкнул предъявляющего претензии военного. – Какая тебе, на фиг, разница: ты или я? Видишь, мы выиграли.
* * *
Раздосадованные французы вваливались после проигрыша в решающем заезде в свою палатку. Никто так и не упал на койки, так как в самом центре стояла рыжая, голубоглазая, очень даже аккуратненькая русская девушка. Застыв в недоумении, солдаты разглядывали божественное создание семнадцати годов от роду.
Не зная, что ей теперь делать с таким количеством натуральных французов, – вон флаги на рукавах нашиты! – Маша заулыбалась, моргнула глазками с длинными ресничками и пропела:
– Бонжур!
Стойлохряков, мучаясь головными болями по поводу проблемы с защитниками природы, которые, по данным разведки, восстановили весь свой инвентарь и написали краской, видимо, имеющейся у них в запасе, куда более наглые лозунги, мол, «Не дадим убийцам стариков загадить будущее детей» и «Дымовых свиней в погонах к ответу!».
Проблему надо урегулировать до завтрашнего утра, иначе план учения окончательно сорвется. Неприятное это дело, тем более что, по словам Маши, собрались они тут торчать ровно столько, сколько продлятся учения. А что? Лето на дворе, студентов набрать в той же Москве или Самаре можно без труда – им все равно, где трахаться, дома на диванах или в палатке. В палатке оно даже романтичнее.
И без того ходящие по лагерю напидоренными французы на обед явились гусарами и дисциплинированно рассаживались за своими столиками. Глядя на «лягушачий» взвод, Стойлохряков не понимал, с чего такая торжественность. И тут вот тебе номер!
Маша, облаченная в белый передничек и беленькую херозочку на голове а-ля официантка, начинает метаться между столами и расставлять русский борщ.
– Сладкий плен, – протянул Стойлохряков. – Простаков! Ко мне!
Как выяснилось после приема пищи, у Маши были в подружках Даша, Саша и Глаша. Все жили в одной палатке и одновременно бывали под хипповатыми Мишей, Гришей и Пашей.
Простаков, Валетов и пяток разведчиков Бекетова получили недвусмысленное задание отделить зерна от плевел, то есть девок сюда, а Мишу, Гришу и Пашу можно потихонечку немножко помять, но так, чтобы без последствий.
На операцию прихватили и Миронову, которой уже было все равно, в каком лагере жить, и, пожалуй, даже у военных лучше.
– Каждому взводу по бабе, – скалился Простаков, пробираясь сквозь кусты. – Валетов, – позвал он.
– Чего ты фамильярничаешь, Простаков? – обиделся Фрол.
– Да ладно тебе, Валетов, ты слушай, я тебе тут должность придумал.
– Какую должность?
– Резинки будешь использованные полоскать, а потом тебе дадут поглядеть в щелочку.
– Да пошел ты, урод! – обиделся Валетов. – Я в свое время так жил, как тебе, деревенскому тупарю, и не снилось, а если снилось, то не в этой жизни.
Простакову, Валетову и разведчикам пришлось долго сидеть в засаде, ожидая подходящего момента. Лехе всякий раз приходилось затыкать рот Маше, пытавшейся издать звук, когда какие-нибудь тела отбивались от основного роя лагеря и проходили вблизи нее.
Наконец появились Машины подружки с огромным плакатом: «Хей солдиерз, фак ю эса» – интернациональный лозунг был весьма оскорбительным. И несмотря на то что английские слова, когда на них смотрит русский, воспринимаются не так близко к сердцу, тем не менее девушек только за одно это надо было схватить за ноги и втянуть в кусты вместе с плакатом, что и было реализовано за две секунды – разведка дело свое знает!
Пищали захваченные молоденькие курочки намного больше, чем можно было бы ожидать при стандартном проведении данной операции. Но грубые солдатские руки во время завязывания кистей за спинами и затыкания ртов портянками, причем далеко не свежими, умудрились еще и побродить по грудкам, попкам и пипкам, щечкам, носикам и ляжкам.
Когда языков или язычниц, это как посмотреть, доставили в распоряжение подполковника Стойлохрякова, он нашел девушек весьма привлекательными, хотя их внешний вид – растрепанные волосы и расстегнутые пуговицы – свидетельствовал о длительном пути к командованию и не слишком корректном обращении с военнопленными. Хотя синяков не было.
Самая маленькая, по имени Глаша, стояла и хлюпала носом.
– Мы ничего не делали, товарищ подполковник, – взвыла она еще до того, как Стойлохряков успел рот открыть.
– В званиях разбираешься, – похвалил комбат. – Что, папа военный?
– И мама тоже, – снова завыла Глаша.
– Замечательно, всех на кухню.
– И что теперь делать? – Мудрецкий, впрочем, как и сотня молодых парней, провожали взглядами пленниц. – Что делать?
– Подождем. Пусть поищут, а потом поставим этой Жанне ультиматум: или она отсюда уберется, или все будут у нас на кухне работать. Пацанов заставлю какие-нибудь канавы копать, а всех девок перетрахаем, да, лейтенант?
– Но это же криминал!
– Да кто тут скажет, что криминал. Ни одна из молоденьких не сознается. Думаешь, не по приколу трахнуться, допустим, с тем же англичанином? Эх, лейтенант. Ты вроде молодой, а плохо себе представляешь забавы малолетних. – Мудрецкий опешил – его ли обвинять в отсталости. – А для того чтобы ихняя вождица лучше соображала, есть кое-какие наработки у меня в этой области. Метод называется «утечка информации».
Монополия французов на Машу была прекращена, и уже за ужином она ставила тарелку с кашей и свининой на стол перед Резинкиным. Витек сегодня был героем – ему аплодировали стоя все и поднимали жестяные кружки с компотом в честь самого лучшего водителя.
Поскольку Витек – герой, да еще и не простой, российский, а можно сказать, интернациональный, ему ли не пользоваться авторитетом у девушек?
Стойлохрякову, желая предотвратить разврат в лагере, – Тоду он вообще объяснил, что это добровольцы женского пола, – пришлось привезти еще одну палатку, поставить отдельно для девчонок.
На ночь он назначил охранять покой девушек Резинкина. Витек давно привык в армии, что хоть ты сегодня и герой, а чтобы скрасить твой поступок, который как бы выделил тебя из серого коллектива, придется пойти попахать – в говно сунут, чтоб прыщом не торчал. Вот наряд, допустим, баб охранять. Это же ночь не спать!
