– Первый, я Второй, мы стоим, – сообщил по рации Заботин. – Водителя пронесло. Как поняли меня, прием.
– Куда еще... – сначала не понял Мудрецкий, а потом выругался: – Вот уж, ептитьская мать, точно – водила сраный! Не мог раньше предупредить! Колонна – стоп!
За то время, пока шли эти радиопереговоры, колонна успела отъехать от замершей на обочине «шишиги» никак не меньше чем на пару сотен метров. Добавьте к этому длину самой колонны, и вы поймете, почему на место происшествия командир взвода прибыл не пешком, а на бронемашине.
– Ну и где этот страдалец? – поинтересовался Юрий у лениво покуривающего возле машины дембеля. Тот еще раз затянулся, щелчком послал окурок в нужном направлении. Красный огонек словно трассирующая пуля метнулся по плоской дуге и срикошетил от невидимого в темноте препятствия.
– Убью, Забота!!! – истошно заорали в кустах. – Руки выдерну! Инвалидом, мля, войны домой поедешь!
– Ага, понял, спасибо, – кивнул Мудрецкий, врубил прожектор и направил на голос. За по-осеннему облетевшими ветками обозначился низенький силуэт с огромными блестящими глазами. Глаза, впрочем, тут же мигнули и закрылись.
– О-ох, товарищ лейтенант, ну нельзя же так! Больно же вот так по глазам! – пожаловался Резинкин. – Я теперь ни хрена не вижу!
– А ты его на ощупь, – посоветовал взводный. – Ты почему, придурок, не доложил, что тебе приспичило? Почему колонну разорвал, почему один на трассе остался? Чечню проехали, так сразу можно отдыхать?!
– Первый, я Четвертый, тут Михаил спрашивает: долго еще стоять будем? – поинтересовались наушники. – Моторы глушить или скоро тронемся? Место для привала не самое подходящее.
– Долго ты еще?! – рыкнул Мудрецкий на трясущиеся кусты. Ответом ему был характерный звук бурно опорожняющейся прямой кишки. – Ага, понятно. Четвертый, минут пять, не меньше.
Однако ни за пять, ни за десять минут Резинкин с проблемой не справился. Несколько раз привставал, один раз попробовал даже выйти из кустов – и тут же прыгал обратно, стараясь хотя бы не наступить на следы своей деятельности. Юрий всерьез начал опасаться прихваченной из Хохол-Юрта дизентерии или еще какой-нибудь подобной гадости – хотя вроде бы не самый сезон, давно не лето все-таки, но всякое случается.
– Ну что, сколько еще стоять будем? – Терпение Михаила, судя по голосу, было на исходе. – Это мы для чего так быстро прокатились – чтобы в кустах застрять? Слушай, летеха, я с тобой больше отдыхаю, чем еду!
– А я что сделаю? – попытался оправдаться Мудрецкий. – Тут даже не техническая проблема, тут медицинская. Что я ему, пробку забью, чтобы не текло?! Сейчас у него все в кишках закончится, и двинемся. Как понял?
– Да-а, я смотрю, дерьма в твоих солдатах много, – ехидно заметил «дальнобойщик». – Понял, все понял. Слушай, мы двинемся помалу, чтобы зря время не терять. Километров сорок пойдем, догонишь. Надоело вхолостую соляру жечь. Мы на связи будем, подскакивай. Прием...
Впереди на трассе дизеля зарокотали громче, рявкнули несколько раз, и красные фонарики на прицепах закачались и двинулись с обочины на дорогу.
– Четвертый, не дури! Отставить, Четвертый! Четвертый, я Первый, отставить, понял? Прием!
Ни Михаил, ни Валетов не отзывались. То ли не было желания, то ли связи. Мудрецкий с бессильной злостью смотрел на удаляющиеся огоньки. Клиент уходил самостоятельно, и еще неизвестно было, захочет ли полностью расплатиться после всех задержек. Может, вообще через километр на трассе обнаружится высаженный Валетов с рацией, приветом и наилучшими пожеланиями вместо денег... Конечно, полностью залитых баков до Шиханов должно было хватить, но прибыль упускать было до чертиков обидно.
– Резинкин, убью! Пальцем затыкай, но бегом за руль! Р-раззвездяи, блин, хреновы! – Лейтенант поискал что-нибудь ненужное, чтобы запустить в кусты. Не нашел. Настроение упало ниже критической отметки. – Распустились, химики? Расслабились? Взво-од, тр-рево-ога-а-а!!! К бою!!!
Под броней раздался звонкий удар, сменившийся гулким матом и чуть менее громкими воплями Ларева. Наверх выскочил Простаков, одной рукой сжимающий автомат, второй – собственное темечко.
– А? Что?! Где?! – спросонок Леха чуть не засадил очередь навскидку по вновь показавшемуся над кустом Резинкину. – Ой, бли-ин, ну нельзя же так, товарищ лейтенант! Я же себе чуть башку не расшиб! И на Ларя наступил, не видно его там было. Чего тут у нас?
– Ты бы скорее «бээрдээму» развалил, чем голову... А почему без бронежилета? Ну-ка, быстро! Была команда «к бою!». – Мудрецкий посмотрел на дергающийся тент «шишиги» и озверел окончательно: – Я же говорил – чтобы две секунды, и пушка готова! Все, я иду яйца отрывать! – Юрий выдернул шнур шлемофона из разъема и прыгнул на дорогу. – Багор, Заморин! Тоже спите? День сурком, ночь медведем?!
– Товарищ лейтенант, да тут заело что-то, никак убрать не можем! – жалобно ответили из кузова.
– Пусть гвозди из задней дуги выдернут! – заорал из куста Резинкин. – Я же показывал, блин – внизу, возле лавки! Ну спецом же шнур к шляпкам привязал, чтобы сразу дергали!
– Ты давай, давай, работай, твое дело не кукарекать! – посоветовал взводный. Подбежал к «шишиге» и как раз успел застать лихорадочное перекидывание последнего ящика. – А-а, так мы тут поудобнее устроились! А воевать за вас командир взвода будет! Все поотрываю, вот так! – Для примера Юрий нащупал гвозди со шнурками и резко дернул – сначала на одном борту, потом на другом. – Все, тащите дуги. И чтобы через пять секунд все были в брониках и касках! Эй, дембель, тебя тоже касается!
Придерживая одной рукой штаны, к машине метнулся Витек, вскарабкался в кабину и загремел снаряжением.
– Готово, товарищ лейтенант, можем ехать!
– Заводи, быстро! Все по местам! Едем по-боевому, всю дорогу, понятно?! Задолбали на постах спать, прямо «духи», а не «деды», мать ваша портянка! – Мудрецкий проследил за выполнением приказа. – Вот так, вот так, проснулись и шевелимся!
К рации взводный подключался на полной скорости. На полной скорости «бээрдээмки» – за девяносто. Одной рукой подключался, второй держал руль – Кислого пришлось выгнать за пулемет, поскольку он не смог выжать из машины больше восьмидесяти... Собственно, каким образом Мудрецкому удалось разогнать свой броневик, не знал и он сам. Видимо, у старой, советской еще машины было особое чувство долга и поистине железная дисциплина – не подчиниться приказу командира она просто не смогла. Резинкин тоже выжимал из «шишиги» все, что получалось, но начал постепенно отставать.
– Четвертый, Четвертый, отвечай Первому! Прием! – Наушники только тихо потрескивали. – Четвертый, ответь Первому! Как слышишь меня, Валет?! Прием!
Дорога пошла на подъем, двигатель начал выть и реветь, но взобраться с разгона на холм «бээрдээма» не смогла. Как это частенько бывает на правом берегу Волги, трасса начала нырять то вверх, то вниз, как по волнам – хорошо хоть эти «волны» здесь были не слишком крутыми. Зато подъемы могли тянуться по несколько километров. Спуски, естественно, тоже, но сейчас броневику приходилось лезть на длинный склон, и он не желал тащить наверх все свои семь тонн на полной скорости. Пришлось переключать передачи и карабкаться.