Высокий, седой, несмотря на далеко не преклонные годы, мужчина в сером пиджаке и с черным портфелем в левой руке вошел в просторную гостиную, где, облаченный в легкую белую рубашку и светлые брюки, уже ожидал его Церетели.
На смуглом лице хозяина дома было написано откровенное волнение, он поминутно поправлял мягкий воротник и гладил щетинистый подбородок, уже заплывший, невзирая на несомненную молодость Мамуки, первым и весьма основательным жирком.
— Ну как, Мыхаил Ынокэнтич? — быстро спросил он. — С чем пришли?
— Мамука Шалвович, — проговорил визитер, неторопливо усаживаясь, — вы сами понимаете, что я не просил бы личной встречи в случае, если бы все было легко и просто. Мы тщательно проанализировали ваши пробы по самой дорогой и основательной технологии, и результат…
Церетели окаменел.
— ..к сожалению, результат не тот, какого мы оба хотели бы.
— То есть я… — глухо выговорил Церетели.
— Не стоит отчаиваться, Мамука Шалвович. В наше время, когда медицинская наука развивается с поразительной быстротой, вы с вашими деньгами имеете неплохие шансы поправить свое здоровье и даже достигнуть полного излечения.
— Значит, у меня этот самый СПИД, которым я так пренэбрегал, да? — медленно произнес кавказец.
При этом почти весь его грузинский акцент непонятным образом улетучился, и речь приобрела ту гладкость и правильность, которая недоступна и многим русским. — Да?
— Причем не в первой стадии, — сказал Монахов. — Судя по всему, вы были инфицированы около двух лет назад.
— Значит, я скоро умру?
— Зачем так мрачно?
— Ну а как жэ?
Перед глазами Церетели, стремительно сменяясь, как в калейдоскопе, мелькнули кадры телерекламы, лишь недавно исчезнувшей с голубых экранов: молодой, стильно одетый мужчина — судя по всему, преуспевающий коммерсант — строгая складка черно-белых губ и незамысловатые сдержанные слова:
«Недавно я ездил в круиз. Красивые города, красивые женщины. В общем, когда я вернулся, у меня обнаружили СПИД. Теперь я мертв. Очень жаль».
На словах «очень жаль» строгое лицо мужчины отдаляется и оказывается фотографией на черном надгробном камне.
— Как же? — снова повторил Церетели и выпил коньяка не так, как пьют кавказцы — смакуя, а по-русски — залпом и не распробовав букета, да еще прямо из горлышка бутылки.
— Нужно лечиться по новейшим методикам. Езжайте в США или Западную Европу, и там…
— Какие США, слющь, какая Европа? — перебил его Церетели. — У мэня тут дел не разгрэсти, а ты — Европа. К таму же я слишал, в Расыи лэчат нэ хуже и даже лучьше.., какие-то новий препарат.., в общем, так, Манахав.., я плачу тэбэ бабки, и ты уж будь добр в самом скором времени побеспокоиться, как быть. Ты же все-такы прафэссор мэдицынских наук, да? У тэбя цэлая контора мэдикаментозная, а? Ты же спэцалыст, ядроный карас! Зря, что ли, я тэбэ бабки плачу?
Монахов потер лоб и посмотрел на Мамуку Шалвовича.
— Вы говорите — деньги? — тихо спросил он.
— А что, у тебя есть что прэдложить?
— Да. Новейшие разработки на практическом материале. Но это стоит очень дорого. Возможно, слишком дорого даже для вас, потому что все упирается не только в деньги.
Церетели перегнулся через стол и впился в сумрачное лицо профессора пылающими черными глазками:
— Сколько?
— Я думаю, не меньше пятидесяти-семидесяти тысяч долларов. Потом будет виднее. Плюс…
— Плюс шьто? Да гавари же, нэ тяни ишяка за яйца!
— Плюс жизнь одного человека, — негромко проговорил Монахов с непроницаемым суровым лицом, холодно и твердо глядя на напрягшегося и заерзавшего на стуле Церетели…
* * *
Напомним, это было девятнадцатого июля. Через полтора месяца после того, как лучший друг Ильи Свиридова Дима Кропотин демобилизовался из армии, честно потратив два года жизни на выполнение патриотического долга перед Родиной.
Глава 1ВАЛЕРИЯ, НЕСУЩАЯ СМЕРТЬ
— Тава-арищ-щ сержант, два часа до рассвета… ну что ж ты, заррраза, мне светишь в лиц-о.., таварищщ сержант, скоро кончится лета-а…
Как обычно, вокальная партия Афанасия Фокина была далека от совершенства, но Влад Свиридов, вальяжно развалившийся на диване, и ухом не повел: такие арии в исполнении его друга были обычным делом.
Вслед за высоченным Фокиным в комнату вошел среднего роста парень лет двадцати — двадцати двух, с добродушным круглым лицом и близоруко прищуренными серыми глазами. Его сопровождал младший брат Влада Илья с неизменным Наполеоном — обезьянкой, а не французским императором — на плече.
— Привез в целости и сохранности, — сказал Афанасий, кивнув на круглолицего паренька. — Хотя нас по пути чуть не заластали мусора.
— Ну еще бы, — сказал Илья, в то время как Влад радушно пожимал руки всем вновь прибывшим, — остановил нас этот мент, Афоня как на него дыхнет, ажно глаза у того заслезились. Тот документы спрашивает, а пресвятой отец как запоет: «Товарищ-щ сержант, я давно на мели-и-и.., и рад бы домой, да мосты-ы-ы развели…», ну и так далее.
— Ага, ты уже принял, — сказал Свиридов, осуждающе глядя на Фокина, более известного под именем пресвятого отца Велимира (благо он был священником в Воздвиженском соборе, одном из самых известных храмов города). — Еще на вокзале, так? И за руль? Ну, молодцы. И чем же вы отделались?
— Да сунул я ему какую-то бумажку, — отмахнулся отец Велимир. — Пусть подавится.
— Дома ты уже был, Диман? — спросил Влад, переводя взгляд с паясничающего, по обыкновению, Фокина на паренька.
— Нет, — ответил тот. — Мать, верно, в ночную смену ушла. Звонил, никто не отвечает.
— Успеешь еще! — непонятно к чему провозгласил Фокин. — Кстати, а где ты служил?
— Да в пехоте… — улыбнулся тот.
— П-пехота? Ну.., это дело прошлое, — провозгласил отец Велимир. — А сейчас, грешным делом, нелишне и пропустить по маленькой. А?
* * *
Дмитрий Кропотин в своей относительно короткой личной биографии имел весьма немало того, что в русском народе обозначают выражением «не везет», а в тупых американских фильмах с тупой мимикой безнадежных янки, которой не позавидовала бы даже парализованная макака, по поводу того же самого восклицают: «You're fuckin looser!»
Именно таким «лузером», то бишь неудачником, и был Дима Кропотин. Еще в школе его удивительный талант влипать в неприятные ситуации, которых, как говорится, нарочно не придумаешь, подметили одноклассники. Особенно отличался в этом остроумный и довольно-таки циничный Илья Свиридов, который всячески помыкал незадачливым товарищем, пользуясь тем, что сидел с ним за одной партой.
