Свиридов не без труда пробился к входу, возле которого стояло несколько молодых людей богемной внешности и разговаривало, видите ли, на английском языке. Иностранцы, ек-ковалек.
Процедив упрямое «motherfucker» после того, как один из гостей столицы пребольно наступил ему на ногу, Свиридов под пристальными взглядами охраны приобрел входной билет и вошел в фойе. , Оно было великолепно не менее, чем парадный вход.
В пол были встроены огромные фосфоресцирующие пластины, медленно набрякивающие тусклыми сине-зелеными, цвета морской волны, переливами, разрастающимися до яркого фитоплактонного свечения, и потому каждому идущему к гардеробу и к входу в основной зал ночного клуба казалось, словно он идет по воде.
По воде, под которой ворочается огромное фосфоресцирующее существо, что-то вроде огромного электрического ската. От этого захватывало дух.
Сам гардероб походил на диковинный грот в скале и светился изнутри пульсирующим розовым светом.
Стойка представляла собой сложную конструкцию из скрещенных мечей и копий, ее венчал громадный щит, за которым стояла девушка-гардеробщица.
Она была одета как жительница Древнего Рима — в короткой шелковой тунике, больше подчеркивающей и разоблачающей, чем скрывающей формы ее стройного тела, в наброшенной на хрупкие плечи просторной накидке, — вроде она называется паллием, подумал Свиридов, вручая очаровательной даме свое новоприобретенное пальто.
Триста долларов, между прочим. Может, для этих мест и дешево.
— Очень стильный у вас клуб! — проговорил Влад, уголками губ обозначив вежливую улыбку.
— Приятного времяпрепровождения, — откликнулась та, без запинки выговорив сложное слово.
Свиридов прошел в зал.
В то же мгновение — совпадение, характерное разве что для кинофильмов да еще романа Дюма о графе Монте-Кристо, — огромные настенные часы пробили полночь.
Клуб «Центурион» был куда больше, чем то могло показаться снаружи.
Огромный, залитый мягким розоватым светом зал. Стойка бара — длиной едва ли не в пятьдесят метров, несколько мини-подиумов, широкая площадка на богато иллюминированном возвышении, изрядно напоминающая собой боксерский ринг, и, наконец, — у самой дальней стены — большая сцена, источающая полупрозрачную нежно-сиреневую дымку.
В этой дымке под струями льющихся с потолка струй воды, в лучах света сверкающих брызгами радуги, вокруг полированных металлических столбов извивалось несколько почти полностью раздетых девушек в блестящих, под золото, крошечных трусиках и каких-то сложных комбинациях из разлетающихся от попеременно то резких, то вкрадчиво плавных, хищных движений танцовщиц полос.
— Ого, — проговорил вслух Свиридов. — Ничего себе заведеньице.
Неудивительно, что клуб был набит битком и свободных столиков не оказалось. Даже стойка бара была сплошь оккупирована посетителями и посетительницами столь плотно, что не было никакой возможности протиснуться и заказать у бармена какой-нибудь коктейль.
Впрочем, как оказалось, нет ничего проще.
Достаточно только обладать примечательной внешностью, и тебя немедленно позовут.
— Что, некуда сесть? — весело окликнули его из-за ближайшего столика, где под сенью огромной люстры расположилась группа молодых людей и девушек явно навеселе. — Давай к нам, а то эдак ты будешь ходить неизвестно сколько.
Что и говорить, весьма раскованные нравы у здешних завсегдатаев.
Свиридов сел на освободившийся стул, и откуда-то сверху на него тут же свалилась какая-то хохочущая девица в милом сердцу мужчины коротком платье и со съехавшим набок париком-каре. Влад едва не икнул от неожиданности, и сквозь захлебывающийся смех до него долетело:
— Терпи, брат, коли к нам прибился!
Как сказал Жорж Милославский в знаменитой комедии «Иван Васильевич меняет профессию»: это я удачно зашел.
* * *
А потом началось шоу.
Перед этим Свиридов успел напоить всю честную компанию до поросячьего визга, хотя, если по правде говоря, такого визга ни один мало-мальски уважающий себя поросенок издавать не станет.
Но его целью было иное.
Он окончательно решил для себя, что главной целью его сегодняшнего визита сюда будет разжигание грандиозного скандала. Или еще чего-то столь же экстраординарного.
— А щас нач-чнется, — с трудом выговорил один из экспресс-собутыльников Свиридова и медленно сполз под стол. Влад едва успел подхватить его и начал вытягивать назад, как большую, зловредную, насквозь пропитанную алкоголем репку. — Вв-в...
— Что начнется-то?
— Да ты, Леша, что, в самом деле первый раз? — отозвалась девица, которая с колен Свиридова передислоцировалась прямо на столик, задрав при этом подол платья к вящему удовольствию окружающих. — Гы-гы-ы...
— Чего?
— Гы-ладиаторские бои, — наконец родила та и схватила за руку пробегавшего мимо с огромным подносом официанта. — Ты.., гы-арсон!!
А в самом центре зала, под огромной люстрой, широко раскинувшейся во всем своем хрустально-золоченом великолепии, затевалось нечто.
Возможно, это и было то самое действо, ради которого, как мотыльки на огонь, слетались сюда люди самого разного возраста, профессии и социального положения.
Как там сказала эта мымра? Гладиаторские бои?
Гладиаторские бои.
...Это в самом деле сильно смахивало на бой.
Правда, ни экипировка, ни вооружение, ни даже пол противоборствующих сторон не гармонировали с традиционным пониманием гладиаторских боев.
Свиридов довольно небрежно смахнул с колен совершенно раскисшую девицу и, бодро махнув двухсотграммовую дозу коктейля, протолкался сквозь плотные ряды обступивших ринг любителей ночной жизни и приблизился к месту действа настолько, что стало видно, как напряженно пульсирует жилка на виске высокой девушки в некоем подобии короткой алой туники, перехваченной расшитым золотыми нитями кожаным поясом. Она стояла вполоборота к Владу, и сквозь прорезь ее полупрозрачного одеяния была видна словно окаменевшая стройная нога, пружинисто полусогнутая как будто в преддверии мощного упругого прыжка.
Ее соперница, одетая примерно так же, только не в алые, а в молочно-белые цвета, находилась в другом углу ринга и была видна Владу хуже, тем не менее он смог наметанным взглядом оценить ее сильное, гибкое молодое тело с гармонично развитыми формами.
В руке она держала некий дамский вариант сабли с богато украшенным эфесом и гардой.
Владу хватило одного взгляда, чтобы понять, что это чистой воды бутафория. Лезвие не заточено, а закругленный кончик, вне всякого сомнения, смог бы проткнуть разве что лист бумаги.
Картон уже не возьмет.
