В заднее стекло стоящей перед взорвавшимся «мерсом» машины охраны с грохотом вошел кусок искореженного кузова, и из-под фонтана осколков низко и страшно прорвался чей-то вопль, тут же сорвавшийся в стон и поникший.
Двое, что оставались в кафе и благодаря этому остались невредимы, повели себя по меньшей мере странно. Это можно было объяснить только одним: паническим страхом. Тот, что обыскивал Свиридова, так и подпрыгнул на месте, выронив пистолет-пулемет, а его коллега замер и, услышав вопль Буркина, повернулся к тому с перекошенным лицом и выстрелил в упор. Автоматная очередь прошила Буркину грудь, он закашлялся, словно не понимая, что с ним произошло, и, перегнувшись вперед, упал на столик, опрокинув его. Полилось пиво, шелестя, посыпались из пакетиков чипсы.
В голове у Влада резанула дикая боль. Но он справился с ней. Прижав к себе Диму, Свиридов второй рукой скользнул вдоль бедра вниз, к колену и ниже. В руке его появился крохотный пневматический пистолет «К-56М», вполне убойного действия, благо он стрелял дротиками с сильнейшим снотворным на лезвии. Он вскинул его на бандита, только что расстрелявшего Михал Иваныча, и тот вдруг схватился за горло и повалился на пол. А спустя мгновение за ним последовал второй.
Михал Иваныч, залитый кровью, пошевелился, корчась на полу, и перевернулся на спину.
– Ты… что? – прохрипел он, глядя на Влада, который поддел кончиком туфли выроненный горинским амбалом «узи» и поймал его в правую, свободную руку.
– Держи! – ответил ему Влад, стремительным движением передавая Михал Иванычу Диму. – Терпи… подожди, не вздумай умирать… у тебя тут внук, я тебя!
С этими словами, выпаленными буквально в полсекунды, он выскочил на порог кафе и очередью в упор расстрелял джип охраны, в осколках заднего стекла которого дымился выброшенный из огня фрагмент взорванного «Мерседеса». Свиридов расстреливал машину с каким-то неведомым ему диким ожесточением, затуманившим голову. Он расстреливал джип до тех пор, пока не обнажились стойки и все стекла с кровавыми разводами и брызгами не осыпались на землю и внутрь салона, открыв трупы трех охранников, среди которых был Анатолий Павлович Липский.
Но Свиридов не узнал его. Он вообще не видел этой машины, хотя и расстреливал ее до тех пор, пока в пистолете-пулемете не кончилась обойма… Перед его мысленным взглядом выплывала другая машина, на которую он старался не смотреть, но тем не менее видел: ее дымящиеся контуры неотступно плавали перед глазами, и эта горящая развалина забрала с собой жизнь Горина и Наташи.
А ведь они только минуту назад собирались в Мексику. На загодя абонированное ранчо.
Свиридов бросил «узи» и сел на асфальт, заплеванный отстрелянными гильзами и обломками от взорванного «мерса». Вот и все. Теперь действительно все, и никто не посмеет отнимать у него сына. Никто.
И тут его внимание привлек фрагмент корпуса «мерса», валяющийся прямо у его ног. Это была стойка с фрагментами вентиляторной решетки. Она пострадала меньше, чем та, которую отбросило к ногам Влада в кафе. Он взял ее в руки, хотя она была еще горячая, и увидел…
За вентиляторной решеткой был «жучок». Свиридов оторвал его и поднес к глазам.
Сомнения быть не могло! Точно такой же «жучок» он нашел в своем «Фольксвагене». И поставить этот «жучок» редкой в России системы мог только один человек – тот, у кого, по его собственному отзыву, «всегда были пиротехнические способности».
Но ведь Краснов мертв!
Значит, не так уж и мертв. Быть может, ему просто удалось имитировать свою смерть. И теперь он взорвал машину Горина, как незадолго до того взорвал машину своего брата – сомнения быть не могло.
Свиридов подумал, что, быть может, ему стоит быть благодарным этому ублюдку. Благодарным?! Неужели за то, что он убил Наташу?
Владимир повернулся к кафе. Зев разбитой витрины был мрачен, за стойкой рыхлой грудой валялся вырубившийся то ли от потрясения, то ли от контузии бармен. У столика ворочался Михал Иваныч, крепко прижавший Диму к своей окровавленной груди.
Силен человек! В Михал Иваныче сидело с десяток пуль, выпущенных из «узи», а он все не желал умирать. Дима душераздирающе кричал, разевая рот, а дед гладил его по голове огромной ручищей, тщетно пытаясь успокоить.
И тут Влад услышал, как совсем рядом взвизгнули тормоза. Его как током прошило. Вскинув свой пневмопистолет, он глянул туда, куда только что подкатил раздолбанный серый «БМВ».
Влад неожиданно рассмеялся и снова сел на землю, отбросив пистолет.
А из серого «БМВ» вышел… Афанасий Фокин. Его небольшие блекло-серые глазки расширились, окидывая взглядом картину дикого побоища, и наконец он разродился скомканной фразой:
– Ну, блин… Это самое… А я сегодня должен был с Гориным в охране ездить… Хорошо, что уволился. Мне только что сказали в конторе, что Липский вместе с ним сюда поехал…
Влад хотел что-то сказать, но только шевельнул губами и уронил голову на колени.
Его старая – волчья – жизнь кончилась без возврата.
Эпилог
Влад не стал разыскивать Краснова. Во-первых, он сам стремился как можно быстрее уехать из города, оказавшегося столь роковым для его погибшей жены и ее нового… гм… спутника жизни. Во-вторых, у него было ради чего жить и не рисковать своей жизнью. По себе он знал, что нет ничего бесплоднее и бессмысленнее тупой мести, без оглядки и сожаления. И потому решил не искать Краснова, позабыть о его существовании. Со страшными предосторожностями ему и Буркину – под конвоем Афанасия – удалось выехать из России в самое ближнее к Воронежской области государство: Казахстан.
И пора бы Владу навсегда исключать из меню волчьи ягоды.
