– Ну что, может, выпьем за знакомство, – пробасил новоявленный туземец Американского континента.
– Конечно, выпьем, – сказала она, – правда, мы уже знакомы, но это не суть важно, потому как вы, Афанасий Сергеевич, этого наверняка не помните. Ну… в позапрошлом году, когда вы точно так же гостили у своего деда.
Фокин посмотрел на Алену и невнятно пробормотал, что встречу с такой шикарной женщиной забыть достаточно сложно и, вероятно, в тот раз он, Афанасий, приложил массу усилий, чтобы нарушить нормальное функционирование памяти.
Дальнейшее потекло по отлаженной схеме. Алену вовсе не смущала исцарапанная и размалеванная физия соседа, а также густейший шлейф алкогольных ароматов, от того исходящий. Знакомство быстро переросло в попойку, а потом возмутительно изобиловало постельными сценами – вплоть до распускания нижнего белья на тряпичные полосы и демонтажа несчастной кровати, не рассчитанной на сто тридцать килограмм пыхтящего, вертящегося из стороны в сторону и подпрыгивающего пастырского мяса.
…Ранним утром, часов этак в шесть, идиллическую парочку разбудил стук в дверь. Алена вскочила, дрожа от утренней свежести и предвкушения вероятных жутких перспектив, накинула на себя халат и выглянула в окно.
Прямо возле палисадника стоял здоровенный белый 500-й «Мерседес», а возле него примостился вишневый джип «Опель-Фронтера».
– Госсподи! – выдохнула Алена. – Да что же это, господи боже мой!
Она подскочила к Фокину, мирно испускающему прихотливый и витиеватый громовой храп, и начала его расталкивать. Стук между тем повторился, куда более настойчивый и сильный. Алена вспомнила, сколько вчера выпил Фокин только с ней, не говоря уж о том, что он употреблял до того. Похолодев, она поняла, что шансов разбудить отца Велимира в ближайшие полчаса у нее нет никаких. Тогда, поднатужившись, она стащила его с кровати, и грохот от падения чуть ли не полуторацентнеровой туши показался ей трубами Апокалипсиса.
– Да открывай же, мать твою! – рявкнули за дверью, и Алена узнала голос Маметкулова.
Впрочем, она и без того не сомневалась, что приехал именно он, однако нотки нетерпения и гнева, упруго вибрирующие в интонациях Маметкула, заставили ее содрогнуться и помертветь так, что руки и ноги отказали, она без сил рухнула на пол, и, невероятным усилием воли взяв себя в руки, начала заталкивать спящего Фокина под кровать.
Когда ей это наконец удалось, она поднялась на ноги и начала рассовывать по углам одежду отца Велимира. В этот момент в дверь сильно ударили, что-то хрустнуло, и она распахнулась, сильно ударившись о стену.
Алена схватила рубашку Фокина и вместе с ней прыгнула в кровать. Рубашку она затолкала под перину, а сама уткнулась в подушку и сделала вид, что спит.
Маметкулов вошел стремительно и деловито, а за ним показалась физиономия Василия и ухмыляющееся рыло незнакомого толстого бандита.
– Алена, ну-ка проснись, – сказал Маметкул, – у меня к тебе важный вопрос. Ну же… хорош дрыхнуть.
Она оторвала от подушки заспанное лицо и посмотрела на непрошеного гостя.
– А, Игорек, – томно протянула она, – а че так рано? Я же сплю все-таки. Ой… а кто это с тобой?
– Не волнуйся, я взял их с собой вовсе не для того, чтобы разводить здесь групповуху, хотя они, конечно, были бы не против. У меня к тебе очень важный вопрос… ты знаешь наперечет все новости в этой вашей дыре, Щукинском то есть. Поэтому ты, вероятно, сможешь ответить мне на вопрос: приезжал ли кто на днях в гости в жителям этой деревни?
Она потянулась и зевнула.
– Ты не знаешь, – продолжал Маметкулов, – к кому бы могли приехать и приехали ли вообще два парня, лет по тридцати, и с ними обезьяна?
Алена открыла глаза, и вся тщательно и небезуспешно наигрываемая сонливость как-то сразу улетучилась, потому что она подумала, что это могли бы быть Фокин и его сопровождающие. Правда, Маметкулов говорит, что всего два парня, но и дед Костун мог приврать и зачислить, скажем, упомянутую обезьяну в ранг друга его внука Афанасия.
– Обезьяна?
– Макака там или там че еще… не знаю.
– Погоди, Игорек… сейчас соображу, – пытаясь тянуть время, сказала она, – м-м-м… а что они такого сделали, что ты вламываешься ко мне спозаранку? Кстати, а как ты сюда вошел? Не дай бог опять дверь сломал!
– Сломал, сломал, – отмахнулся Маметкул, – сам сломал, сам и велю починить… да и тебе еще накину пару тысчонок за моральный ущерб. Что сделали эти парни? Видишь вон того урода с попорченной рожей? Ну так вот… этот мудозвон не так давно был серебряным призером российского чемпионата по боксу, а не далее как вчера ему и трем таким же остолопам навешали по полной программе. Те двое. Да так навешали, что один до сих пор очухаться не может, а другого в город отвезли гипсовать руку.
Маметкулу для полного счета следовало прибавить сюда же третьего, которого он, так сказать, ненароком убил вчера поздно вечером, но, разумеется, он делать этого не стал.
– Ну, вспомнила?
Алена начала лихорадочно крутить в мозгу варианты дальнейшего развития событий: панический страх перед ее жестоким и тяжелым на руку сожителем подталкивал сообщить, что да, приехали накануне к соседу Константину Афанасьевичу гости, но, с другой стороны, она боялась, что Маметкул нагрянет к соседям и обнаружит, что один из гостей пошел навестить свою соседку, то бишь ее, Алену, и до сих пор не вернулся. Перспективы ближайшего будущего тут же заволокло безвылазным кровавым туманом.
– Нет, – машинально ответила она, – разве что, постой… м-м-м…
Маметкул впился в нее цепким, ни на секунду не отпускающим, как паук свою жертву, жестким взглядом красивых темных глаз.
– К Антонине Никитичне приехал сын с женой, – сказала Алена, – это на другом конце деревни… ближе к монастырю.
– Сын? А сколько ему лет?
– Да уж под пятьдесят, я думаю.
– Черрт! – вырвалось у Маметкула. – Какой, на хер, пятьдесят, что ты мне мозги канифолишь? Я же сказал тебе, два парня по тридцатнику, судя по ухваткам, какой-то спецназ… бывший или нынешний. А то посмотрел бы я, как сын твоей Антонины Никифоровны…
– Никитичны.
– …Антонины Никитичны, один хрен!.. Посмотрел бы я, как этот самый сын пятидесяти лет разделался бы с моими остолопами. Ну подумай, Алена, те двое парни видные, а ты ни одного мало-мальски приличного мужика не пропустишь, я же знаю твои замашки!
Алена скроила целомудренную мину и обиженно отвернулась.
– Нет, не видела, – процедила она сквозь зубы, справедливо рассудив, что играть сейчас униженную и оскорбленную – самый хороший способ увиливать от вопросов.
Уловка попала в цель. Маметкулов хлопнул Алену по спине в знак примирения и, вздохнув, сказал:
– Ну ладно… извини, если что не так. Если что надумаешь, вот, позвони. – Он бросил ей на одеяло трубку мобильного телефона.
