– А куда тебя спортсмены везли? – спросил Колыма.
– Не знаю точно. Они говорили про какой-то поселок, но между собой, мне-то никто ничего не сказал.
– Понятно. А с твоим отцом они связаться пробовали?
– Не знаю.
– Нет, парень, вот уж это ты знаешь. Если бы они пытались связаться с твоим отцом, то он наверняка потребовал бы, чтобы ему дали поговорить с тобой. Было такое?
– Нет, – отрицательно замотал головой Рашид.
– Значит, не связывались. Эх, как бы еще твой отец не подумал, что это я тебя украл, когда я с ним свяжусь.
– Я ему скажу, что не ты! Что это они меня украли, а ты их перебил и меня спас! Только отвези меня к нему! Он тебя отблагодарит!
Колыма хмыкнул:
– Может, и отблагодарит…
– Не сомневайся! Мой папа меня любит!
– Да я понимаю, – усмехнулся Колыма, – просто у нас с твоим отцом отношения специфические.
– Вы враги? – Мальчик затаил дыхание. Он очень боялся, что его спаситель окажется врагом отца.
– Да не то чтобы враги… Войны между нами нет. Но не любим друг друга.
– Главное, что вы не враги. Папа так обрадуется, когда ты ему меня вернешь.
Колыма улыбнулся. Пацан нравился ему. Мальчишка был простой и чистый, без гнили. Это чувствовалось.
– Эй, командир, – раздался из-за плеча Колымы голос пилота. – У нас горючее кончается. Что делать?
– До ближайшего населенного пункта дотянем? – спросил Колыма, оборачиваясь.
Голос Колымы, смягчившийся, когда он разговаривал с мальчишкой, снова стал жестким. Пилот бросил взгляд на приборную доску.
– Не дотянем.
– Вызови по рации ваш центр, – принял решение Колыма, – и сообщи им наши координаты.
– Хорошо. – Пилот щелкнул несколькими тумблерами и забубнил: – Центр, центр, я борт «семь дробь двенадцать», как меня слышно, прием. Центр, я борт…
Пилот бубнил несколько минут, а потом сдвинул с головы наушники и принялся ковыряться в рации. Спустя еще минуту он поднял голову и сказал:
– Слушай, похоже, рации каюк. Батареи потекли. Связаться мы ни с кем не сможем. Что делать?
Колыма задумался.
– А ты сам что посоветуешь? Ты пилот, тебе виднее.
– Нужно идти на вынужденную посадку, пока горючее еще осталось. А то разобьемся на хрен!
– Ладно, иди.
– Это не так просто. Нужно площадку подходящую найти. Я куда попало тоже не сяду.
– Тогда ищи. А найдешь – сажай машину. И постарайся все-таки поближе к людям сесть.
Колыма отошел от пилота. Помочь ему он ничем не мог и понимал, что лучшее, что он сейчас может сделать, это не мешать сажать машину.
– Мы падаем? – испуганным голосом спросил Рашид.
– Нет, что ты, – успокаивающим голосом ответил Колыма. – Сейчас пилот найдет подходящую площадку, и мы сядем.
– А почему мы не летим прямо в Магадан?
Колыма усмехнулся. На то, чтобы не лететь прямо в Магадан, у него была целая куча причин. Он назвал вслух самую простую и очевидную:
– У нас горючего до Магадана не хватит. Даже до ближайшего поселка не хватит. Поэтому и придется в горах садиться. Понимаешь?
Мальчик кивнул. В его глазах стояли слезы. Только-только все наладилось, он уже поверил, что скоро попадет к папе, и тут опять что-то пошло не так.
– Командир, кажется, вижу подходящую площадку, – крикнул пилот. – Идем на снижение. На всякий случай сядь и возьмись за что-нибудь.
Колыма немедленно последовал совету пилота. Сел в кресло, взялся одной рукой за торчавшую из стены ручку, а другой за инвалидное кресло Рашида.
– Не бойся, пацан, сейчас будем садиться, – сказал блатной, стараясь, чтобы его грубый голос звучал помягче.
Глава 42
Расул Гамзаев сидел за столом в своем кабинете, в главном офисе «Ингушзолота». Вид его был страшен. На бледном лице бешеным огнем горели яростные глаза, под ними были синеватые отеки. Гамзаев не спал уже двое суток и почти ничего не ел, только без конца пил кофе. И без того худое лицо главы ингушского синдиката осунулось, и сейчас он больше походил на вампира из американского ужастика.
Тонкие бледные губы Гамзаева яростно кривились, он что-то бормотал себе под нос на ингушском языке. Расул сейчас специально остался в кабинете один, прогнав всех подчиненных и велев не беспокоить его без крайней нужды. Он боялся, что сорвется, что не сможет совладать с обуревавшей его яростью, и остатками разума понимал, что в таком состоянии он просто опасен. Еще пристрелит кого-нибудь. Лучше уж посидеть одному. А кроме того, Гамзаев не хотел, чтобы подчиненные его сейчас видели.
С тех пор как похитили его сына, прошло уже почти двое суток, но до сих пор похитители не связались с ним и не поставили никаких условий. Гамзаев очень любил сына, очень боялся за него. Мальчик был для него чуть ли не единственным смыслом жизни, и поэтому он был готов исполнить любые условия, поставленные похитителями. Но они молчали, и Гамзаева обуревал страх.
Может быть, мальчик погиб? Мало ли как могло случиться – случайная пуля или передозировка снотворного… Нет, нет, не может такого быть!
Гамзаев усилием воли прогнал от себя эти мысли. Мальчика похитили, чтобы зарядить ему какие-то условия, а сейчас, наверное, тянут время, чтобы он поволновался. А его жизнь наверняка в безопасности, похитители не могут не понимать, какая это для них великая ценность.
Гамзаев зарычал от бессильной ярости и скрипнул зубами. Больше всего его сейчас бесило вынужденное бездействие – единственное, что ему сейчас оставалось, это ждать, все остальное уже было сделано, но результата не дало. За истекшие два дня его люди перевернули вверх дном весь город, но не обнаружили ни Медведя, ни мальчика.
Конечно, поиски продолжались, но Магаданская область очень велика, а нанятый вертолет позволял Медведю смыться куда угодно. Гамзаев почти не надеялся на то, что их найдут. Поэтому оставалось только ждать.
Расул снова издал звериный полурык-полустон и, словно на ядовитую змею, посмотрел на стоявшую перед ним нераспечатанную бутылку водки. Больше всего ему хотелось сейчас напиться, напиться настолько, чтобы обо всем забыть. Но этого делать было нельзя. Не позволяла вера и не позволяло то, что такой поступок был бы не достоин мужчины и руководителя. Зря он вообще эту бутылку достал.
Гамзаев взял водку и спрятал ее в бар. Пусть ждет любителя.
В этот момент лежавший на столе перед Гамзаевым мобильный телефон зазвонил. Все его люди были предупреждены, что сейчас его беспокоить нельзя, значит, это был кто-то посторонний.
«Уж не они ли, наконец?» – подумал Гамзаев, медленно протягивая руку к телефону.
