– В натуре, брат, – кивнул Колыма. – Там-то уже вы у меня в гостях будете!
– Это да, – широко улыбнулся Горец. – Тогда, конечно, базару нет.
– Вот и здорово, что договорились, – обрадованно сказала девушка, закрывая дверь кладовки.
12
Николай Петрович Еременцев лениво привстал с дивана и взял с маленького столика рюмку коньяку. Выпил, закусил тонким кусочком ветчины, поставил рюмку на место и зашарил рукой по дивану, пытаясь найти пульт от стоявшего в углу комнаты телевизора. Тот отыскался быстро, но, недолго потыкав в кнопки, Еременцев снова отбросил его в дальний конец дивана. Большая часть каналов, которые ловил телевизор, были местными, грузинскими, и понять ничего было невозможно, а российских каналов всего два, и то плохо видно.
Еременцев тяжело вздохнул. Ему было скучно. Все дела, ради которых он приехал в Тбилиси, были улажены, шестеренки отлаженного им механизма вертелись совершенно самостоятельно, не требуя его вмешательства, теперь оставалось только ждать результатов. Этим Еременцев сейчас и занимался. Дело приятное, конечно, но немного утомительное, особенно когда ждать приходится долго.
Еременцев широко зевнул и снова потянулся к рюмке, но так и не прикоснулся к ней – передумал. В самом деле, за последние два часа он и так уже полбутылки выпил, а коньяк хороший, крепкий, так что пора тормознуться. Ему нужно быть в форме, новости могут появиться в любую минуту, следует быть к этому готовым.
«Бабу, что ли, снять? – лениво подумал москвич. – Какое-никакое, а развлечение… И по мозгам не бьет. Или в кабак спуститься? Еще какого-нибудь их местного деликатеса попробовать, будет потом что в Моск-ве рассказать. Кабак тут хороший…»
Ресторан в гостинице «Иберия», где снял номер Еременцев, и правда был отличный. Вообще, в советские времена эта гостиница считалась лучшей во всей Грузии, тогда здесь селили приезжающих в город партийных боссов и прочих самых дорогих гостей. В те времена постороннему человеку снять здесь номер было невозможно. Но за последние годы многое изменилось, в том числе и «Иберия». В Тбилиси, ставшем столицей независимого государства, стали открываться новые гостиницы, началась жесткая конкуренция, а лишенная государственной поддержки «Иберия» оказалась к этому не готова. Сейчас когда-то роскошное высотное здание, в котором располагалась гостиница, выглядело довольно облезлым. Денег на ремонт не хватало. Постояльцев все время было меньше, чем свободных номеров, а сдавать часть гостиницы под что-то другое, например, под офисы, не позволяла гордость.
Еременцев, разумеется, всех этих тонкостей грузинской столичной жизни не знал. Но он еще помнил советские времена и поэтому, оказавшись в тбилисском аэропорту, не задумываясь, велел водителю такси везти его именно сюда. Впрочем, он об этом и не жалел. В «Иберии» многие традиции, оставшиеся еще со времен Грузинской Советской Социалистической Республики, пока не угасли, чем не могли похвастать владельцы новых гостиниц.
Еременцев сел на диване, спустил ноги на пол. Он окончательно решил сходить в ресторан, но было лень шевелиться, одеваться. В его характере была такая черта – если приходилось вынужденно бездельничать, как сейчас, например, то на него через какое-то время накатывалась жуткая лень, расслабленность, усиливающаяся с каждым часом. Еще и поэтому он сейчас решил прогуляться вниз, до ресторана, а то совсем к дивану приклеишься.
Еременцев еще раз зевнул. «Странно, – лениво подумал он, – вроде и спать не хочется, я сегодня хорошо выспался. Что ж я тогда зеваю, как кобель на завалинке? Может, кислороду не хватает? На балкон, что ли, выйти…»
Он встал с дивана, шагнул к двери, ведущей на балкон, и открыл ее. Порыв свежего воздуха дунул в лицо, растрепал волосы. Еременцев вышел на балкон, облокотился на перила и посмотрел вниз. Заселяясь в «Иберию», он специально взял номер на самом последнем этаже, отсюда открывался прекрасный вид на столицу Грузии. Зеленые парки, красивые старинные дома, футбольный стадион имени Михаила Месхи – Еременцев узнал новое название стадиона только вчера вечером, раньше стадион носил имя Лаврентия Павловича Берии. С высоты Тбилиси казался удивительно красивым городом.
Еще раз вдохнув свежего воздуха, москвич поднял голову вверх и посмотрел на синее небо, на неторопливо плывущие по нему белые облака, на небольшую стайку каких-то птиц, кружащих над зданием гостиницы… Еременцев был не слишком склонен к романтике, но сейчас его лицо расплылось в довольной улыбке. Впрочем, продержалась эта улыбка недолго. Ее прогнал громкий писк мобильника – того, по которому Еременцеву должны были докладывать обо всех новостях, связанных с его здешними делами.
Москвич вытащил телефон и поднес его к уху.
– Да, слушаю, – его лицо стало серьезным, а через секунду на нем снова появилась улыбка, но уже не такая, как та, с которой он смотрел на кружащих в небе птиц, а совсем другая, жесткая. – Во-от оно что! – протянул он. – Ясно. Значит, следишь? Хорошо, продолжай… Выясни, когда они вылетают в Москву… Уже выяснил? Совсем молодец. Значит, через пять дней? Уже и билеты купили? А эта тетка из аэропорта не предупредит, что ты ими интересовался? Ладно, поверю, тут тебе, конечно, виднее. Но смотри мне! Я тебе плачу хорошие бабки и ожидаю таких же результатов… Пока да, пока ты все делал без косяков, но я хочу, чтобы их и дальше не было… Хорошо… Да, как обычно… И следи внимательно – это народ хитрый, они могли и два комплекта билетов взять, сначала один на рейс через пять дней, чтобы все следящие расслабились, а второй на завтра… Это ты думаешь, что они не знают про слежку, а если они заметили, догадались? Еще раз тебе говорю – не держи их за идиотов, это люди битые. У них осторожность в крови, как у волков… Хорошо. Значит, проверишь все еще раз на десять кругов и если что новое узнаешь, то сразу же позвонишь мне… Ладно, давай…
Еременцев выключил телефон и спрятал его в карман. Его круглое толстое лицо, на первый взгляд совершенно не производящее опасного впечатления, приобрело довольное и одновременно хищное выражение. Он был очень похож на кота, который сидит у дырки в стене и прекрасно знает, что мышке деваться некуда, рано или поздно она выйдет и попадет к нему в лапы, надо только набраться терпения и еще немного подождать.
– Через пять дней… – пробормотал себе под нос Еременцев, возвращаясь в комнату и подходя к шкафу, где висела его одежда. – Кошмар! Выходит, мне здесь еще пять дней париться… Так с ума сойти можно или спиться от скуки.
Но лицо у москвича при этом было по-прежнему очень довольное.
13
Весь день над зоной шел снег, но к вечеру снегопад сначала ослаб, а потом и совсем кончился. Стих и ветер – белый дым, поднимающийся над армейской кухней, уходил вверх ровным столбом, а российский государственный флаг, висевший над зданием штаба, обвис и напоминал старое выцветшее полотенце, повешенное сушиться после стирки. Из-за казарм, со стороны питомников раздавался хриплый, злобный лай овчарок. Дрессировавший их инструктор считал, что псов на ночь нужно кормить похуже, а можно и вовсе не кормить, чтобы были злее. Эта методика давала результаты – злее собаки и правда становились. Их учили ненавидеть зэков, бросаться на них, но полуголодные псы ненавидели и вертухаев, и офицеров, и, кажется, всех людей до единого. Ходить мимо вольеров было опасно, а охранники боялись собак чуть ли не больше, чем заключенные. Именно поэтому они часто нарушали устав и не брали собак с собой в наряд. С зэками еще можно договориться, а если не договориться, то справиться, а собаке все равно.
