– Чичер хитер. Предугадать мысли с обычной точки зрения очень сложно, – стал рассуждать отец Василий и осекся, вспомнив кое-что недавнее. – Слушай, Паша. Я тут вспомнил, что тогда плел пьяный Гусев, когда к Дарье в дом рвался, а я его пытался увести. Помнишь?
– Ну?
– Он меня то корешем называл, то вертухаем, что-то про хозяина, кума и всякую дребедень. Я тогда не особенно придал значения тексту, точнее, почти не слушал его, потому что Гусев был до такой степени пьян, что стоял с трудом. Ты ведь представляешь, что в жизни часто и те, кто не сидел, пытаются иногда разговаривать на блатном жаргоне или использовать из него отдельные слова. Кто из желания стилизованно подурачиться, кто косит под бывшего зэка, а кто для того, чтобы вес своим словам придать. Да мало ли причин…
– Но Гусев же сидел, – напомнил Белоусов. – Он этих словечек в зоне и нахватался.
– А ты от него их часто в повседневной жизни слышал?
– Пожалуй… – участковый задумался на некоторое время, но потом согласился: – Пожалуй, совсем не слышал.
– Вот и я подумал об этом. А если он у Дарьи Чичера увидел, вспомнил его? А будучи в состоянии сильного опьянения, он и перешел на знакомый язык, на котором они там разговаривали. Да еще пытался к своему дружку прорваться, которого столько лет не видел.
– А еще всякие сплетни, что у Дарьи завелся таинственный любовник, который к ней похаживает, но его никто не видел, – стал развивать мысль Белоусов. – Может быть, этот хитрый Чичеров и есть тот самый неизвестный? Живет с бабой, она его кормит и поит. Так можно и год прятаться.
– Только вот Гусев, наверное, не вовремя узнал его, – предположил отец Василий. – Боюсь, что Чичер его и убил. Вот тебе и выстрел в меня ночью из ружья Гусева. Наверняка стрелял Чичер, украв ружье. Дело-то не сложное, если Гусев живет один, да еще постоянно пьяный.
– Вот вам и причины вредительства, отец Василий. Не мытьем, так катаньем вам плохо сделать. Выбрался ночью, краской все перемазал, в клубе нагадил.
– Нет, Паша, Чичеров такими мелочами заниматься не будет. Мелко все это для него. Не сомневаюсь, что все это хулиганство – дел рук Гусева, а подговаривал его Пашутин. Это точно не Чичеров. А его, кстати, надо ведь брать, а мы тут сидим с тобой и в логике упражняемся.
– Пойдете со мной? – с надеждой спросил Белоусов.
– Пойду, Паша, потому что здесь дело тонкое. Пойдешь один – вспугнешь его своей формой. Да и в лицо он тебя как участкового знает. Придется мне его на себя отвлечь, или как приманка сработать, а ты уж втихаря подбирайся к дому. Договорились?
Отец Василий и участковый надеялись, что Дарьи нет дома и она в это время будет на ферме. Обычно она уходила до петухов, к четырехчасовой дойке, потом возвращалась домой. Хозяйственными делами она занималась часов до десяти-одиннадцати, потом снова шла на ферму. К дому, где жила женщина, шли разными дорогами. Священник неторопливым шагом прямо по улице на виду у всего села, а Белоусов пробирался задними дворами, стараясь, чтобы его случайно не увидели из дома Дарьи. Для этого он даже снял свою роскошную фуражку.
Наконец в расчетное время отец Василий остановился у калитки дома Дарьи. Убедиться в том, что участковый уже поблизости, он не мог, поэтому приходилось действовать по заранее оговоренному плану. Священник приподнял проволочную петлю на калитке, распахнул створку и смело шагнул во двор. Куры спокойно бродили в своем загоне из металлической сетки, из приоткрытой воротины коровника несло ночным присохшим навозом. Отец Василий подумал, что не слышно дыхания или чавканья коровы, но вспомнил, что она в сельском стаде, которое по утрам уводит общественный пастух.
Стараясь вести себя громко, чтобы привлечь внимание обитателей дома, отец Василий прошел через двор и, громко топая ногами по веранде, подошел к входной двери. В дверь он стал барабанить тоже сильно, по-хозяйски, и, не дожидаясь ответа, открыл ее. Из сеней пахнуло соленьями, сухими сборами трав, но наслаждаться запахами заготовок хозяйки не пришлось. В доме что-то стукнуло и послышались шаги. Они даже показались отцу Василию тяжеловатыми для женщины, и он уже пожалел, что не дождался участкового.
Дверь из сеней в дом распахнулась, и священник с облегчением и некоторым удивлением увидел саму Дарью, в домашнем линялом платье и с шерстяным платком на плечах. Вид у женщины был какой-то унылый и мятый.
– Ой, батюшка! – воскликнула Дарья. – А я думаю, кто там стучит. Проходите в дом-то, проходите.
– А ты чего ж не на ферме-то, Дарьюшка? – поинтересовался священник, быстро осматриваясь в доме и незаметно прислушиваясь.
– Занемогла я немного, – пояснила женщина, зябко кутаясь в платок, – прилегла вот, а тут вы.
– Ты уж прости меня, Дарьюшка, что потревожил, – начал отец Василий издалека, чтобы дать возможность Белоусову подобраться к дому. – Поговорить хотел я с тобой.
Разговаривая, отец Василий умышленно прошелся по дому, как бы любуясь порядком и чистотой, в которой его содержала хозяйка. Мельком глянул и в горницу, но признаков постороннего человека не заметил. Единственное, что показалось немного неуместным в этом доме, так это чуть заметный запах курева. Может быть, не всякий бы его уловил, но некурящий отец Василий заметил. Само по себе это еще ничего не значило. Мог зайти к Дарье, к примеру, кто-то из соседей с папироской.
– Да вы садитесь, батюшка, – предложила Дарья.
– Спасибо, – поблагодарил отец Василий, отчаянно пытаясь тянуть время, нужное Белоусову, чтобы проверить все вокруг дома и в хозяйственных постройках. – Устал я сегодня что-то. Ноги гудят, как чугунные.
– А то, может, чайку поставить, батюшка, с дорожки-то? Вот и передохнете.
– И то дело, Дарьюшка, – согласился с облегчением священник, – с чайком и разговор легче пойдет.
Дарья вышла в сени, погремела там чайником, посудой и вдруг ойкнула. Отец Василий подскочил, как на пружине, и совсем уже решил броситься на помощь женщине. Мысль о скрывающемся поблизости Чичере не давала покоя. Но вовремя услышанный голос участкового остановил священника.
– Что-то гостей у меня сегодня, – без улыбки отметила Дарья, возвращаясь в дом в сопровождении Белоусова. – То одна кукуешь, переговорить не с кем, а то один за одним идут. Случилось чего?
Отец Василий перехватил отрицательный взгляд лейтенанта и решил начать разговор сам, не надеясь на опыт милиционера.
– А дело у нас, Дарьюшка, к тебе такое. Слышала, наверное, что на днях я с Матюшиным в тайгу ходил, а там столкнулся с военными, которые обложили беглых уголовников?
– Как же, слышала, – испуганно ответила Дарья.
– Так вот, постреляли военные уголовников, потому что те вооружены были и сопротивление оказали.
– Страсть-то какая, – прошептала женщина, прикрывая рот ладошкой.
– Белоусов вчера к своему начальству в город ездил, – продолжал отец Василий, пристально наблюдая за женщиной. – Ему там и рассказали, что одному из преступников все же удалось скрыться. А сел в округе, в неделе пути пешком, кроме нашего, нет. Но и это еще не все. Оказывается, что этот преступник еще по колонии был знаком с Гусевым. Вот милиция и считает, что мог этот беглец в наше село направиться, чтобы у Гусева по старой дружбе отсидеться.
