Мотивы были знакомые. Отец Василий не удивился бы, если бы сейчас рядом возник и Пашутин, чтобы поддержать «обиженного». Но старый пройдоха дальновидно не счел возможным светиться в храме в такой ситуации. Наконец бабы все же вытолкали Гусева на улицу, и он подался по дороге в село.
Отец Василий говорил недолго. Вступительное слово и поздравления заняли всего несколько минут, но главное, что он хотел выразить, ему удалось. Не станьте такими, как этот наглядный пример – Гусев. Любите, уважайте друг друга. Воспринимайте мир душой, сердцем, и они вам подскажут, помогут и в трудную минуту, и в праздник.
Потом прихожане разошлись, и в храме остались только дети на стульях и их родители вдоль стен. Пока священник вел первый урок воскресной школы, он думал о том, что очень плохо, когда молодые представители власти и самоуправления такие недальновидные люди. Недостаток ли это, присущий молодости, или годы советской власти настолько повлияли? Ведь муниципальный управляющий должен был прийти обязательно, не отрываться от своих сельчан. Не веришь в бога, но слова добрые нужно было найти, когда у людей такой праздник. То же касалось и молодого участкового. Представитель государственной власти. Пусть лишь правоохранительных органов, но для любого жителя глубинки – он власть. А как же на празднике всего села и без него? Ладно, с речью выступать ему совсем не обязательно, а вот что касается служебных обязанностей, то тут Белоусов явно лопухнулся. Не веришь в бога – твое дело, но присутствовать на мероприятии, где собралось столько народа, он наверняка просто обязан. Именно в рамках обеспечения правопорядка. Скандал с Гусевым, который омрачил праздник всем верующим, как раз и был на совести участкового. Самое главное, что сельчане все прекрасно понимали и уважения к молодому лейтенанту жителей села это не прибавило.
Отец Василий собрался сегодня вечером обязательно зайти к Белоусову и поговорить с ним на эту тему. Что-то в этом парне было не так. Или образ многоопытного предшественника Рогова затмевал его? Пренебрежительное отношение к храму, к верующим допустимо в быту, тут уж ничего не поделаешь. Но когда ты на службе, то обязан охранять не только закон и покой граждан, но и их интересы. К тому же церковь, как и любой негосударственный институт в стране, находится под такой же охраной органов внутренних дел, как и любая другая организация. Тут молодой участковый недопонимал. Скорее всего, выпускник милицейского вуза и бывший отличник учебы возомнил себя непревзойденным талантом в своей области. Слишком его, похоже, в своем вузе перехвалили. А может, там преподавали специальные дисциплины, а этот вопрос упустили? В этом отец Василий, пожалуй, сомневался. Любому грамотному современному человеку и без специальных знаний понятно, что основа основ работы милиции – работа с людьми. Это умение – основной ключ к успеху. Все преступления совершаются людьми и среди людей. Оперативник или участковый уполномоченный, который не умеет общаться с народом, не разбирается в людях – ничего не стоит как специалист.
Вторым неприятным сюрпризом было ЧП в клубе. На деревянной стене той же масляной краской, которой был испачкан забор храма, было крупно и с ошибками написано «рилигия – опиум для народа». Вот по этой ошибке – «рилигия» – можно уже догадаться, кто преступник, решил священник. Пашутин человек грамотный, наверняка высшую партшколу кончал. А вот Гусев мог написать и с ошибкой.
В дверях показался обескураженный происшествием заведующий клубом.
– Извини, батюшка, не доглядел, – горестно сказал Кузьмич. – Да и ночью все произошло. Надо же так надругаться над всем селом! Я уже и участковому заявление написал.
– Да что участковый… – рассеянно ответил отец Василий.
– Это точно! – с жаром поддержал Кузьмич. – Вот при Петровиче такого не могло бы произойти. Знали, что Рогов наизнанку вывернется, а найдет. А потом самого наизнанку вывернет.
– Что делать-то думаешь с этим?
– Может, плакат какой на это место повесить? – вяло предложил Кузьмич.
– Да нет, красить придется, – покачал головой священник. – Всю стену.
– Да, где же я…
– Дам я тебе краску, Кузьмич, дам. И сам мужиков попрошу, чтобы покрасили. Мне не откажут.
Кузьмич по просьбе отца Василия должен был начать преподавать в воскресной школе. Завклубом согласился с большой радостью, поняв, что снова может вернуться к настоящей музыке. Он с большим энтузиазмом отнесся к идее создания церковного хора и хотел обучить пению и детей, и взрослых. За неделю в райцентре он раздобыл ноты. В клубе подготовил помещения для занятия музыкой, рисованием и для других аудиторных предметов. Самое интересное и радостное для отца Василия было то, что Кузьмич уже неделю не пил. Вот и сейчас в стареньком, но опрятном костюмчике он выглядел как исконно сельский учитель. Даже всклокоченные непослушные длинные волосы будто улеглись и не торчали в разные стороны.
– Я ведь литературу-то добыл, – похвалился Кузьмич, – кое-что из консерваторского курса вспомнил. А еще купил в районе несколько пластинок с духовной музыкой. У меня же в клубе сохранился еще старенький проигрыватель для виниловых пластинок. Вы не представляете, отец Василий, какая это прекрасная музыка!
– Я-то? – хмыкнул священник.
– А? Ну да, конечно, – смутился Кузьмич. – Это я так, от обилия эмоций.
После обеда Белоусов наконец собрал в опорном пункте всех, кто имел отношение к инциденту с надписью на стене клуба. Судя по всему, участковый не имел никаких улик и прямых доказательств вины. Для поддержания собственного реноме он и решил провести хотя бы «душеспасительную» беседу.
В опорном пункте собрались кроме самого участкового управляющий Прокопенко, Пашутин, абсолютно трезвый и от этого невыносимо страдающий Гусев, отец Василий и Кузьмич, как руководитель пострадавшего клуба. К большому удивлению священника, в опорном пункте присутствовал и предприниматель Овчаров.
– Прежде чем принимать определенные меры административного или даже уголовного характера, – начал с умным видом участковый, – я хотел бы побеседовать со всеми заинтересованными сторонами.
– А я-то здесь при чем? – уныло поинтересовался Гусев, разглядывая линолеум на полу под своими ногами.
– Это вы что же, – как эхо поддержал Гусева старый коммунист, – пригласили меня как подозреваемого? А какие у вас, позвольте узнать, есть на то основания?
– Подождите, подождите, – поморщился Белоусов, – давайте все по порядку. Кого и зачем я пригласил, я объясню немного позже. Расставим, так сказать, все точки над «i».
– Ну-ну, послушаем, – высокомерно заявил Пашутин и сложил руки на груди.
– Я не открою большой следственной тайны, – продолжил Белоусов, – и без претензий на оригинальность мышления скажу, что надпись на стене клуба сделал тот же человек или группа лиц, причастных к истории с испорченным краской – той же краской – церковным забором. Надеюсь, всем присутствующим понятно, что поступить таким образом мог только злоумышленник, который негативно относится к церкви? Это единственный мотив совершенных преступлений. Второй момент: тот, кто это совершил, должен был иметь или саму краску, или доступ к ней. Попросту имел возможность украсть ее.
