Карташ выпрямился, посмотрел вдоль галеры. Плексигласовая
будка, откуда должен сечь поляну всю дежурный лейтеха, была пуста. Ну
правильно, зачем. В Багдаде и без него все спокойно…
– Я не хотел, – прохныкал баклан. – Меня
заставили… Иначе, пригрозили, опустят…
Как выяснилось, был и пьян, и обдолбан одновременно. А
весело тут в «Крестах» люди живут…
– Это ж ЧП! – допер наконец прапор, метнулся было
назад, за подмогой, передумал, мстительно, но несильно пнул мыском сапога
баклана под ребра и гаркнул:
– Камера?!
Баклан зажмурился, прикрыл пах ладошками и с трудом выдавил
номер хаты. Оказалось, обитал он в соседней галере.
– Кто такой? Где нажрался? Откуда заточка? – каждый
вопрос прапор сопровождал тычком сапога по ребрам.
Звался баклан Бубырем, водкой с таблетками каждую неделю
надиралась вся хата, откуда и кто проносил, он не знает. А прапора Бубырь
проиграл в карты некоему Борзому, который хату держит…
Карташу очень быстро стало скучно, и он отвернулся. Это уже
была даже не шиза, окружающий мир быстро превращался в форменный фарс.
Прапор выпрямился, посмотрел в глаза Алексею.
– Спасибо, мужик, – сказал он. – Если б не ты… Я
напишу рапорт, тебе послабуха какая-нибудь будет… Ну, бля, вычислю того гада,
который им бухло проносит – угандошу…
– Эт-то правильно. Тебя как зовут?
– Прапорщик Евстигнеев.
– «Евстигнеев»… – передразнил Алексей. – Зовут,
спрашиваю, как?
– Владимир…
– Делаем так, Володенька, – сказал Карташ, неожиданно
вспомнив Пастора. – Отводишь меня обратно, а потом быром вызываешь своих и
докладываешь, что придурка этого сам повязал, когда шел обратно. На фига мне
популярность дешевая…
«Зато ты мне теперь должен будешь», – добавил он
мысленно.
Просчитывать поступки на несколько ходов вперед Володя не
умел и поэтому с радостью согласился.
На том и порешили.
Хата Алексея все еще не спала. Более того, соседи Карташа
ждали с нетерпением.
Оказывается, пока Карташ вел философские беседы с Пастором,
они, наплевав, что ночь, сделали пару-тройку телефонных звонков. И были
новости.
– Короче, так, – азартно начал Эдик. – Повезло.
Самому не верится, не бывает таких чудес… В общем, мой оперок нашел-таки чужую
машину, которая ждала во дворике. И есть у нас две новости, хорошая и плохая. С
какой начинать?
– Ну давай с хорошей…
– И мы теперь знаем ее номер. Опер отыскал одного
мужичка-автолюбителя из того двора, и мужичок сообщил кое-что любопытное.
Автолюбитель любил не только свою ржавую копейку, но и пиво.
С очередной дружеской засидки он как и возвращался домой той ночью, разумеется,
пешком. Точно указать время он не смог по вполне понятным причинам, но примерно
это было между двумя и тремя часами. И действительно наличествовал во дворе
посторонний автомобиль – помимо обычного набора дворовых тачек. А на тачку он
обратил внимание потому, что новенькая, с иголочки «девятка» темно-вишневого
цвета перегораживала выезд из двора. Мотор работал, из выхлопной трубы вился
дымок, Внутри сидел человек, этот пивной ковбой засек огонек сигаретки…
Если б мужичок сегодня не пил пива, он бы прошел мимо и
ничего не заметил. Ну, подумаешь, поставили ребята тачку плохо – может, ждут
кого-то, скоро уедут. Но он был во хмелю и на взводе. А на взводе он был по
причине ожидающегося скандала с супругой, которая страсть как не любила эти
мужнины посиделки с друзьями, и в его пролетарском разуме вспыхнула классовая
ненависть – в общем-то, необоснованная: распоясались, понимаешь, новорусские
сволочи, совсем совесть потеряли, понапокупали дорогих машин на ворованные у
народа деньги и даже припарковаться правильно не могут, хозяева жизни!
Поначалу он решил постучать в окно и высказать водиле все,
что по этому поводу думает, однако инстинкт самосохранения остановил его. Мало
ли какой амбал за рулем. Поэтому мужичок ограничился тем, что запомнил номер и,
полный мрачной решимости завтра же позвонить в ментовку, отправился на
растерзание жены.
На утро, разумеется, желание звонить пропало, однако, как
это ни удивительно, номер не забылся – исключительно потому, что его цифры по
воле случая совпадали с первыми тремя цифрами мужичкового телефона, а буквы
были насквозь патриотическими: «у», «р»
и «а». Полагая, что Эдиков опер непременно разберется с
нуворишами, он с радостью все ему и выложил.
– И почему ты думаешь, что это наша машина? – спросил
Карташ.
– А потому что есть еще и плохая новость, – ответил
Эдик.
– Я пробил этот номер, через своих пацанов, – добавил
Квадрат.
– И?
– Такого буквенно-циферного сочетания нету. Тачка нигде не
зарегистрирована и, стало быть, в природе не существует. Тупик.
– Номер питерский? – быстро спросил Алексей.
– Ну. «Семьдесят восьмой» регион.
Помолчали.
– Мужик мог и перепутать спьяну, – пробормотал Карташ.
– Мог, – согласился Эдик. И очень серьезно добавил: –
Но мне почему-то все это уже перестало нравится. Прямо сейчас. И ты мне не
нравишься, Карташ. Что-то ты темнишь. Или недоговариваешь. Или просто врешь. От
тебя федералами за версту воняет.
Смотрели на Карташа угрюмо, но, в общем-то, без агрессии. И
на том спасибо…
– Вам решать, мужики, – медленно, тщательно подбирая
слова, произнес Алексей. – Скажу только одно, а верить или не верить – это
ваше дело. Я не подсадка. Я именно тот, за кого себя выдаю. Не шпион, не
террорист, не агент ФСБ. И сижу здесь за то, что произошло в отеле.
– Почему тебя не вызывает ни следователь, ни адвокат? –
спросил Эдик в лоб, как на допросе.
– Не знаю.
– Почему тебя не вызывают на опознание, не предъявляют
обвинение, не везут на очную какую-нибудь ставку?
– А почему ты спрашиваешь у меня? – Карташ почувствовал
глухое раздражение. – Понятия не имею! И не хочу иметь!
– Ладно, допустим. Кто тебе принес дачку?
Да, это был вполне законный вопрос. Алексей поразмыслил
малость, закурил и рассказал им о Пасторе. Помялся, и вдобавок выложил историю
со шлюшкой Катериной.
– Везучий ты парень, как я погляжу, – хмыкнул
Квадрат. – А с корешами поделиться?
– Хорошо. В смысле не «зашибись», а в смысле «ладно», –
вынужден был согласиться с Алексеем Эдик. Напряжение в хате постепенно
рассеивалось. – Я проверю. Очень странно все это. И если ты мне
врешь, – улыбнулся он, – я тебя в грунт закатаю. Лично тебя. Найду и
закопаю, ясно?
Алексей промолчал. Ввязываться в ссору не хотелось напрочь,
хотя Эдик определенно хамил. Но, если вдуматься, опер был кругом прав.
