– Пасти не мне! – озлился староста. – А владетельское мыто платить – не всем? Ты бы, Норик, постыдился рот разевать!
– А чо? – возмутился мужичонка. – Как сено косить, так Норик корову потравил, а как старшой пришел, так невелико горе? Что за справедливость-та?
Таких Нориков Тауринкс навидался изрядно – и по молодости, и в зрелые годы. Почти в каждой деревне найдется человечек, которому работать не так почетно и приятно, как наводить тень на чужой труд, а пуще того – на чужое понятие и мнение, благо своего нет, и охаять можно сегодня – одно, а завтра – и обратное, лишь бы соседское! А особенно такие людишки рвутся наводить справедливость и, дай им волю, – наведут, да так, что камня на камне не останется! Среди чародеев такие попадаются редко, а коли попадутся – то из городских гильдейских, где волшебники сидят друг у друга на шее и, чтобы выделиться, надо показать совершенно уж особенный дар. Только там и может разгуляться настоящий, отприродный завистник.
Завистников друид недолюбливал. А потому, естественно, целиком и полностью принял сторону старосты против тощеватого Норика, не разбирая, прав тот или нет.
– Керуна еще попрекни, – бросил он, подпустив в голос побольше яду. – Так что стряслось-то, люди добрые, объяснит мне кто-нибудь?
По толпе пробежал смешок. Видно, всем и взаправду представился Норик, донимающий лесного дия укорами, точно злая теща. Керун ведь, известно, к людям недобр. У него свои заботы, а у рода людского – свои.
– Так, коун друид… на лугу горцова трава завелась, – выдавил кто-то из-за плеча старосты.
– Эк!..
Тауринкс крякнул. Вообще-то мог и сам догадаться – вон какими колтунами сбилась трава. Друид сделал пару шагов, раздвигая заросли, сорвал покрытый мелкими синеватыми чешуйками стебелек, принюхался, попробовал на язык, сплюнул горечь. Она, как есть она, клятая! Теперь отчаяние крестьян было ему понятно – почитай, пропал луг. Мало того что жесткая, вроде проволоки, горцова трава превращала косьбу в сущую муку – косы тупятся, трава ровно не ложится, стебли спутывают ее в тугие снопы. Но сорняк этот и для человека был знатной отравой, а для скотины – втройне. Даже несколько случайно попавших в стог сена побегов могли оставить деревенских без буренки.
Понятны становились и попреки настырному Норику. Тот, верно, недоглядел за скотиной, а та по невеликому уму нажралась горькой травы – как только рубец наизнанку не вывернула от эдакой дряни!
– От! – подтвердил мужичонка будто по подсказке. – А говорят – не стряслось! Дело-то скверное!
Последние слова он выпалил с особенной радостью. И что за веселье иным людям с беды, хоть бы и своей?
– Да не то чтобы очень, – отмолвил Тауринкс, только чтобы не согласиться с мужичонкой. – Запущено, конечно… ой, как запущено… нешто своего друида в округе нет?
– В округе-то нейма, – признался староста. – Мало у нас друидов. Редкий в наших краях дар-то, и семей таланных нет. Вот при кирне Бхаалейн прижился один, на нем все и держится. Так он – один, а деревень во владении, почитай, три десятка! До лугов ли потравленных? Скажет: пасите на других, что за деревня об одном лугу?!
– Да-а… – протянул Тауринкс. – Это скверно… скверно весьма…
Собственно, друид ожидал чего-то в этом роде уже по состоянию окрестных лесов. Неухоженные леса, не совсем дикие, а словно бы заброшенные. Теперь нечего дивиться. Будь Тауринкс единственным земным чародеем на владение, да еще такое обширное – у него бы тоже не до всякого медвежьего угла руки доходили.
А насчет недостатка в таланных родах… Тауринкс вздохнул про себя. Он уже догадался, куда староста поведет речь позже, когда работа будет выполнена. Беспременно ведь найдется в деревне молодка незамужняя, а то и не одна, а то и мужняя жена, и коли хоть одна да заполучит дитя от захожего друида – то-то радости будет! Хотя… ребенка заделать девке невелик труд, а вот передать ему дар – посложней будет, и тут никакие усилия не помогут. Только диев моли, когда веришь. Тем более что дар друидов наследуется неохотно и сложно, не то что способности огневых чародеев или движителей. Сам Тауринкс, в свое время живо интересовавшийся этим вопросом (с подачи некоей молодой особы бешеного нрава, всерьез положившей на него оценивающий глаз), знал лишь три рода, в которых подобный его собственному дар был наследственным и два из них имели владетельское достоинство.
Но попробуй все это объясни деревенским, да еще с пограничья! Еще повезет, коли удастся страждущих юниц выстроить в очередь. А ну как перебранку устроят из-за старшинства? Да ну их, право слово, к демонам стоячих камней!
– Ничего… – пробормотал Тауринкс, прислушиваясь своим даром к трепету жизни на лугу. – Как ни запущено, а справимся.
Он шагнул вперед, по грудь в разнотравье, распростер руки и замер, прислушиваясь к биеньям жизни, к неторопливому, упорному шелесту растущих стеблей, к току вод от корней к листьям, к мельтешенью букашек и жучков вокруг. Это несведущему человеку кажется, будто трава растет привольно, а глянешь – какое там! Едва не локтями пихаются. Но все это соперничество имеет один исход – равновесие. На каждое рождение – своя смерть, отмеренная на Керуновых весах.
А для друида главное – не раскачать эти весы слишком сильно, чтобы диев гнев не выплеснул содержимое обеих чаш да не пришлось вести отмер заново. Действовать следует осторожно. Вот… так.
Стебелек, который Тауринкс машинально сжимал пальцами, ощутимо обвял. Друид повел руками, проверяя – не затаилось ли где в глубине почвы зловредное семя.
– Все, – объявил он. – Только с неделю обождите, а лучше – две, покуда не засохнет совсем.
Староста начал было бормотать невнятные слова благодарности, но друид нетерпеливо оборвал его.
– Ничего мне не надо, – отрубил он. – Разве провизии в дорогу. Буду еще проходить вашими краями – заверну, проверю, не нанесло ли опять. А вы, коли хотите мне отплатить добром, разведали бы, откуда эта дрянь взялась в ваших краях.
– Да что тут разведывать! – бросил кто-то из деревенских. – Ясное дело, со стоячих камней нанесло, вон как их разбудило!
Тауринксу показалось, что он ослышался.
– Что, говорите, со стоячими камнями случилось? – переспросил он.
– Да… – Староста собрался наконец с силами и начал изъясняться внятно: – Тут такое дело, коун Тауринкс – недели, значится, три назад это началось. Можа, и раньше было, только не сведал никто. А тут – ночью дело было – видим, за рекой, точнеха в той стороне, – он махнул рукой на северо-запад, – зарево зеленое на полнеба! Думали – все, дракон летит, огнем палит! Ан нет – потрепетало ровно костер, да и угасло. И потом пару раз так же полыхало, да все недолго. А там, в Картрозовой стороне, – оннат Тоур сплюнул, показывая тем самым неизбывное презрение бхаалейнцев к заречным подданным владетеля Картроза, – как раз камни стоячие в лесу на холме торчат.
– А еще, – вступил стоявший рядом широкоплечий мужик, – брехал разъезжий один, что видел черную птицу без крыл, да побольше та птица избы будет. И летела проклятая от стоячих камней. Недобрый знак, коун друид, не будь я Арвир ит-Перуникс!
