Для человека творческой профессии Парамонов читал явно немного. Если не считать двух полок словарей и энциклопедий, всю его библиотеку составляли: полное собрание похождений некоего мстителя-одиночки с неблагозвучным погонялом Заклятый, несколько книжек модных нынче прозаиков – судя по особенной глянцевости корешков, непрочтенных, – кучка энтобусного чтива в мягких обложках, засаленного, наоборот, до канифольного блеска, и жалко притулившуюся в уголке стопу раешного еще издания наихристианнейшей литературы: «Указы XXVII Орденского Собора», цитатник по работам отцов церкви, книга «Строители Сибирского Рая», и, само собой, производственный роман всех времен и народов, жупел десятиклассников «Понедельник начинается в субботу». Сам я, каюсь, ознакомился с карьерой младшего тавматурга Привалова только до второй главы, а сочинение на тему попросту списал, за что и получил заслуженный трояк, и совершенно не мог представить, зачем кому-то держать этот памятник ушедшей эпохи у себя дома – разве только из ностальгических соображений.
А вот Евангелия на книжной полке я не нашел. Была, правда, большая Толковая Библия и маленькая, зато с параллельным текстом Септуагинты.
Искомую книжицу – тощенькую, с потертым крестом на обложке – я обнаружил в ящике письменного стола, мысленно прокляв себя за недогадливость: конечно, не на полке место блокноту для особо важных заметок, даже если замаскирован он под книгу. Подержал в руках, полистал зачем-то – ничего, кроме примелькавшихся с детства строк, разумеется.
Собственно, на этом можно было заканчивать. Оформить документацию, забрать блокнот в участок, дождаться, покуда замотанные эксперты не снимут с нее чары… Но мне ужасно хотелось заглянуть в парамоновские записи.
Упомянув в свое время, что защиту, налагаемую на тайнописные книги их создателями, снять – невелика хитрость, я не шутил. Но для меня вопрос стоял несколько иначе – не «можно ли ее взломать в принципе», а «сумею ли я сделать это сейчас и здесь?».
Инструментария я, само собой, из дому не прихватил – моя специальность не то, чтобы очень полезна в условиях, приближенных к боевым. Пожалуй, в другом доме у меня бы ничего и не вышло. Но покойный Парамонов был, благодарение всем святым, журналистом. И я очень удивился бы, не обнаружив в его столе набора разноцветных карандашей, кучки линеек (исписанных, точно школьные, редкостно однообразным набором непристойностей, отчего вся кучка напоминала остатки лилипутского забора), циркуля и прочих чертежных принадлежностей. Некоторые предметы покрывала пыль – очевидно, Парамонов ими не пользовался, но дома держал для солидности.
Когда я начинал заниматься знаковой магией (ее еще называют геометрической, или начертательной), то делал это никак уж не в практических целях. Просто врач присоветовал мне найти хобби, требующее усидчивости, терпения и особенно хладнокровия пред лицом неудач – короче говоря, именно тех качеств, которых мне не хватало, и которые мне следовало всеми силами развивать, дабы вписаться в людское общество. Поскольку вышивание крестиком меня не привлекало, а рыбная ловля наводила смертную скуку и не обещала даже минимальных результатов – как известно, водяные волчьего духу не переносят, – я избрал не преследуемую даже подозрительными раешными властями начертательную магию. Такое исключение из общей тенденции любую магию находить и карать сделано было, полагаю, именно потому, что приспособить начертательную магию к делу крайне трудно. Да, с ее помощью можно добиться практически любого результата. В одном дореволюционном труде мне встретился даже намек на то, что Гауссу удавалось вызывать ангелов, пользуясь исключительно геометрическими символами. Другой вопрос – а на кой ляд сдались такие трудности? На печать средней сложности уходит в среднем часа четыре – это если вы все сделали правильно с первого раза. Я уже не говорю на расходах на ватман и карандаши. С помощью обыденной магии того же результата можно добиться двумя-тремя комплексными заклятьями, набормотать которые – дело пяти минут. И уж ни в коем случае бытовую геометрическую магию нельзя приспособить для нападения. Самое большее – для защиты.
Удивительным было, что занятие мне понравилось. Наверное, мнимая независимость от системы потакала волчьей стороне моей натуры. И я втянулся. Пускай первые мои символы можно было клеить на стены в сортире, пусть у меня уходили недели на то, что средний чародей выколдовал бы за час – это был мой талант, моя способность! Постепенно оказалось, что у меня твердая рука, цепкий глаз и неплохая интуция. Я начал доверять собственным амулетам – они порой срабатывали лучше казеных.
Теперь мне предстояло выяснить, чего стоит моя редкостная магия так сказать, в поле.
Самым сложным было не ошибиться в размере рамки. Сделаешь пошире – она не наложится на страницу, и читать станет неудобно, сделаешь поуже – и на нее не поместится орнамент. Вопреки распространенному мнению, узоры начертательной магии не обязаны быть сложными. Главное – точность исполнения. Я выбрал один из самых простых, так называемое «лучистое плетение». Обычный твердый карандаш, линейка с жирной надписью «КАЗЛЫ» (буква «А» кудрявилась завитушками) и транспортир.
Подумав, я добавил по углам будущей рамки миниатюрные знаки отвержения. С топологической точки зрения такой знак есть не что иное, как нарушенная соломонова печать, а что может скрывать секреты лучше, чем старинная придумка иудейского царя? Старик обогнал свое время – к тому времени, когда появились достаточно точные измерительные инструменты, чародейство достигло высот, сравнимых с нынешними, и геометрическая магия оказалась попросту не нужна. Та же история, что и с пулеметами – кому нужна эта здоровая железная дура, когда огневой жезл даст ей сто очков вперед?
На весь узор у меня ушло минут двадцать. В такой спешке я еще никогда не работал, и здорово опасался за результат, когда по три раза примеривался, чтобы провести одну линию – малейшая ошибка в начертательной магии может привести к тому, что весь знак придется перерисовывать. Но, к моему большому удивлению, рамка заработала. Когда я вырезал ее из листа плотной писчей бумаги и с внутренним трепетом наложил на первую страницу Евангелия от Матфея, четкие печатные буквы расплылись и моему завороженному взгляду предстали угловатые каракули господина Парамонова.
Те самые, что послужили причиной его гибели.
На первых страницах ничего интересного я не нашел – похоже было, что книга заполнялась от случая к случаю, и начальные записи датировались прошлым годом. Как раз тогда Парамонов раскручивал дело «Модемага» и г-на Трубенцова лично – о том были и заметки. Трубенцов к настоящему моменту уже третий месяц куковал в американской тюрьме, ожидая процесса, после которого его должны были выдать не то в Гишпанию, не то в Россию – смотря чьи аргументы суд признает более убедительными. Так что начало книги я пролистал, не раздумывая.
Дальше стало поинтереснее. Похоже было, что тайную книгу покойный Парамонов не только для работы использовал. Во всяком случае, я обнаружил там список доступных журналисток с исчерпывающими комментариями о степени доступности и целесообразности пользования оной. Наряду с подобными экскурсами в сексологию книга содержала наметки статей – как написанных, так и отложенных, загадочные комментарии типа «Читал В-С. Мура редкая, все хвалят. Обо…рать?», и тому подобное. Я уже отчаялся выудить что бы то ни было полезное с этих страниц, когда заметки оборвались. Несколько разворотов были намеренно оставлены пустыми, а потом через всю страницу шла жирная надпись: «Оркск». И подзаголовок «Дело века».
