– Снова большие ящеры? – предположил Никольский вполголоса.
– Вероятно, – кивнул геолог. – Травоядные, скорее всего. Но… хищники следуют за ними. Как думаете, Александр Михайлович, догорят наши фонари до утра?
При дневном свете корабль не казался таким угрожающим. Это действительно была канонерская лодка, но перепутать ее с «Манджуром» не мог бы даже самый невнимательный сухопутный наблюдатель. А для такого олуха на флагштоке был вывешен снежно-белый вымпел с черным крестом.
– Немцы, значит, – пояснил Горшенин для ученых. – Вот же принес черт…
Ботаник Комаров, ради такого случая оторвавшийся от своего гербария – ему, в отличие от остальных специалистов, не требовалось отходить далеко от лагеря для сбора образцов, он деловито общипал всю растительность в пределах десяти шагов от баррикады и, кажется, обеспечил себя работой на столько же лет вперед, – поправил воротник.
– Может… они нас и не заметят? – предположил он. – Если постараться…
– Какое там! – отмахнулся боцманмат. – Это надо быть похмельным кротом.
Он махнул рукой – не от раздражения, а указывая на водруженный в первый же день на берегу флагшток. Не заметить развевавшийся на ветру Андреевский флаг было затруднительно.
– Оно и к лучшему, – заключил Горшенин. – А ну как решат колбасники, что берег этот ничейный?
– Как бы они ни решили его сделать ничейным, – мрачно посулил Никольский. После ночного бдения он был еще растрепан и возбужден. – Нас тут двух дюжин человек не наберется. А у них…
Канонерка медленно пересекала бухту, направляясь к лагерю. На мачте подняли два сигнальных флажка.
– Что у них там… – проворчал боцманмат, глядя в бинокль: излишняя, на взгляд Обручева, предосторожность, потому что флаги видны были и так. На одном, белом, красовался синий прямой крест, второй разделен был на желтое и синее поля.
Горшенин выругался.
– Экие наглецы! Значит: «Бросай все, смотри на меня» и «Желаю вести разговор». Пойду, что ли, Ерошку позову, отсемафорим немчуре что-нибудь на двоих…
– Как там лейтенант? – вполголоса поинтересовался геолог, когда моряк отошел.
Никольский пожал плечами:
– Нашими молитвами и милостью Божьей. По крайней мере, раны не загноились. Это, кстати, очень примечательно: даже у матросов, пострадавших при разбивке лагеря и других работах, почти нет нагноений. Но он еще слаб, и я вынужден время от времени давать ему опий – просто чтобы больной спал, не ворочаясь от боли, а то кровотечение начинается снова.
– Понятно. Значит, вести переговоры с немцами придется Горшенину, а он, при всем уважении, человек довольно ограниченный… и нам.
– Мгм, – вмешался ботаник. – Значит, надо тянуть время. Хоть кота за хвост, но когда вернется «Манджур», все станет гораздо проще.
– Если вернется, – хмуро поправил Никольский.
Горшенин с матросом Ерошко поднялись на пригорок с флагштоком. Что они там семафорили подходящему кораблю, Обручев не знал, но вскоре с канонерки, вставшей на якорь вблизи от лагеря, спустили шлюпку.
– Сейчас, – пояснил подошедший боцманмат, – на берег сойдут, тогда и поговорим…
Тут он смутился.
– А вы, господа, немецким не владеете? – поинтересовался он как бы невзначай. – А то мне…
– Разумеется, Павел Евграфович, – успокоил его Никольский. – Немецкий – язык науки. Мы будем только рады перевести…
Его прервал громкий треск.
– Аа! А! Черт! – Дикий вопль. – Пошла! Пошла прочь! Скотина! А-а-а!
Обернувшись, геолог ощутил, как почва уходит у него из-под ног. По другую сторону лагеря из-за баррикады выступали гигантские буйволиные рога.
Но для того, чтобы таранить лбом груду сухих хвощей, невидимый бык должен был плыть в земле, попирая копытами подземные скалы.
Наваждение тут же схлынуло: ясно было, что даже доисторические ящеры не могли прокопать ход, в брекчиях древнего кратера. Животное просто скрывалось за барьером, но какие оно для этого должно было иметь пропорции – оставалось загадкой.
– Владимир Леонтьевич, оставайтесь здесь, – бросил Обручев уже на бегу. – Встретите гостей.
Ботаник, привыкший, что объекты его изучения не представляют опасности для крупных позвоночных, подчинился с явным облегчением.
Баррикада содрогалась, рассыпаясь под давлением снаружи. Двое матросов на ее краю с трудом удерживали равновесие, выкрикивая что-то неразборчивое. Горшенин пытался навести порядок среди малодушных. Еще несколько человек металось, выбирая места для стрельбы. Короче говоря, в лагере царил полнейший беспорядок. «Интересно, – мелькнуло в голове у геолога, – если бы через баррикаду ломился носорог, люди вели бы себя бы так же глупо?»
Затем баррикада рухнула.
Стоявшее за ней животное выглядело настолько невероятно, что Обручеву захотелось протереть глаза. Общими очертаниями тела оно походило на крокодила и бегемота одновременно: широко расставленные колоннообразные лапы, раздутое брюхо, длинный чешуйчатый хвост. Спину твари покрывали костяные бляшки, тоже приводившие на память крокодилов; над крестцом они срастались в единый щит. Но не это поразило геолога. Над лопатками животного росли состоявшие из того же материала, что и бляшки, впечатляющие рога – их-то Обручев и принял издалека за коровьи. Три пары похожих рожек, только поменьше, украшали шею, два ряда коротких шипов тянулись параллельно позвоночнику по бокам до самого хвоста. Клювастая башка, обсыпанная костяными пирамидками, покачивалась из стороны в сторону; бессмысленные глазки ворочались в орбитах. Тварь открыла пасть – геолог разглядел в ней мелкие острые зубы – и, прицелившись, откусила ветку сухого хвоща. Проглотила, не жуя (ну да, сообразил геолог, она и не может жевать). Потянулась за следующей.
– Пошла вон! – обиженно заорал рослый матрос, протянув тварь по хребту куском каната. Зверюга даже не обернулась. – Пошла! Вашбродь, – обернулся он к ученому, – да что с ней, скотиной такой, делать?! Весь забор сожрет, иродина!
Обручев хотел сказать, что прежде всего скотину не стоит злить: на вид она была никак не меньше носорога, только по сложению своему гораздо более приземиста, так что кончики спинных рогов колыхались аккурат на уровне глаз геолога. Кроме того, челюсти, способные враз перекусить местный хвощ, который с трудом поддавался топорику (умаявшись рубить их на строительстве баррикады, матросы, по совету ботаника Комарова, просто выдергивали хвощи с корнем), могли отхватить полруки с той же легкостью – лишь бы в клюв влезло.
Но тут животное, получив по спине лопатой, решило, что с него довольно. Угрозы со стороны шумных мелких обезьян оно не чувствовало, но суета отвлекала, не позволяя заметить приближения действительно опасных хищников. Отодвинув бронированным плечом остатки баррикады, оно двинулось дальше. Прямо через лагерь.
