– Боюсь, что мы еще не знаем очень многого, – тяжело промолвил Никольский. – Результаты вскрытия меня не обнадеживают. Если не считать того, что моя теория имманентных форм живого обретает все более четкие очертания, практической пользы от этой теории все равно никакой.
– Рассказывайте, Александр Михайлович, – проговорил Обручев. – Хотя… пока лейтенант болен, старшим по званию из моряков в лагере остается Павел Евграфович, не так ли?
Вопрос был риторический: собственно, по этой причине отряд носильщиков пришлось сопровождать геологу – иначе не на кого было бы оставить лагерь, и еще неизвестно, до каких панических фантазий додумались бы матросы в отсутствие твердой руки. Хотя при наборе людей в экспедицию участников недавних событий исключали сразу, сочувствие не так легко выявить, как содействие.
– Тогда, наверное, надо и его привлечь к нашему симпозию, – решил геолог. – В конце концов, от моряков зависит наша безопасность. Им в первую очередь следует знать, с чем мы сталкиваемся.
– Я его позову, – вызвался Никольский. – Посидите пока, Владимир Афанасьевич.
Вернулся он через пару минут вместе с Горшениным. Боцманмат выглядел усталым. Обручеву пришло в голову, что моряк на протяжении дня удерживал на лице маску уверенности и силы и только теперь позволил себе ее снять.
– Итак – стимфалида, – проговорил зоолог, присаживаясь у кострища. – Я внимательнейшим образом изучил анатомию этого существа. Две особенности поразили меня прежде всего. Первое – чрезвычайное сходство с птицами на фоне столь же очевидных отличий.
– То, о чем вы говорили раньше, Александр Михайлович? – вмешался геолог. – Признаки, перетасованные… будто колода карт?
– Еще любопытнее, – отозвался Никольский. – Эти существа – не помесь ящера и птицы, как может померещиться. Это скорее птицы, сохранившие определенные черты рептилий.
Например, зубы, докончил про себя Обручев, вздрогнув. И лапы.
– И о чем это нам говорит? – поинтересовался геолог, сообразив, что боцманмат, скорей всего, никаких вопросов задавать не осмелится. Горшенин, по его впечатлению, питал необоснованное уважение к научному составу экспедиции.
Никольский поморщился:
– Похоже, это были худшие черты. Вы обратили внимание, какая она легкая?
– Не больно-то, – вымолвил Горшенин осторожно. – Тяжелей человека будет.
– Вот именно! – зоолог хлопнул себя по коленям. – Именно! Она намного меньше весом, чем тигр или медведь. Чуть тяжелее волка, несмотря на впечатляющую разницу в размерах. И вот это некрупное существо охотится на динозавров… Кстати, Владимир Афанасьевич, мы ведь так и не договорились о систематическом наименовании крупных травоядных Земли Толля… да. Охотится. Сколько было в том детеныше? Пудов сорок?
Горшенин молча кивнул.
– А теперь вдумайтесь: ящерицы едят меньше, чем теплокровные. Здешние динозавры не нуждаются в таком количестве растительной пищи, какое потреблял бы, например, слон. Значит, их может пастись на той же площади намного больше. А если стимфалидам нужно соответственно меньше пропитания, чем хищникам Старого Света, какое же количество их может прокормить остров?
Зоолог помолчал.
– Их могут быть сотни, – прошептал он. – Тысячи. Мы просто выбрали для лагеря удачное место: на прибрежную равнину крупные ящеры не забредают, а значит, нет и хищников. А остальная территория острова может быть очень, очень опасным местом.
Воцарилось мрачное молчание.
– Вы сказали – две особенности, – нарушил его Обручев. – Какая же вторая?
Никольский молча извлек из кармана нечто, с первого взгляда принятое геологом за кривой нож. Потом он понял.
– Так вот чем…
– Нет! – зоолог раздраженно тряхнул головой. – Вот именно, что нет! Когти стимфалид по всем признакам походят на то орудие, которым был убит матрос Костин. Кроме одного. Они намного крупнее. То есть вы были правы, Владимир Афанасьевич. Здесь водится еще один вид хищников или падальщиков, схожий со стимфалидами общим строением, но намного меньше размером: в два-три раза. И даже эти мелкие твари способны убить человека в считаные секунды.
– Умеете вы, Александр Михайлович, обнадежить, – сухо заметил Обручев.
– Ясненько, – промолвил Горшенин, потирая затылок, словно от забот у него голова разболелась. Возможно, так и было. – Значит, вахты надобно усилить. Непременно.
– Раз уж мы начали делиться дурными вестями, – делая над собой усилие, выговорил геолог, – то и я… Господа, но это должно остаться между нами. Я – уж простите, Павел Евграфович, – опасаюсь за дисциплину среди матросов.
В ответ на недоуменные взгляды он запустил руку в мешок для образцов.
– Вот, – бросил он, разжимая ладонь.
Последний косой луч закатного солнца выбил из мелких камешков багряные и золотые искры.
Горшенин прищурился, потом придушенно ахнул.
– Мне кажется, – неестественно спокойным тоном произнес Никольский, – или у вас полная горсть рубинов?
– Это не рубины, – пояснил геолог и, не дав слушателям облегченно вздохнуть, добавил: – Это красные бериллы. Изумруды, если хотите.
– Разве такие бывают? – изумился Никольский. – Впрочем, не важно. А желтые?..
– Топазы. – Обручев ссыпал самоцветы обратно в мешочек. – Их довольно много в россыпи: топаз – тяжелый камень, вода вымывает их из жил, но далеко не уносит. Бериллов меньше, но тоже можно отыскать.
Он пригладил бороду.
– Следовало ожидать чего-то похожего: риолитам часто сопутствуют бериллы и топазы, а мы стоим на изрядно подточенном эрозией риолитовом массиве, пронизанном геотермальными жилами. Но я не думал, что мы столкнемся с уже размытой жилой. Полагаю, когда об этом станет известно в Старом Свете, может начаться настоящая самоцветная лихорадка. Но это в будущем… а сейчас меня больше волнует, что случится, если об этом станет известно матросам. И не случится ли так, что половина лагеря, бросив все дела, отправится намывать камушки, а вторая половина попытается перерезать первой глотки ради добычи?
– Ну, это у вас уже какой-то дикий Юкон получается! – усмехнулся Никольский, но, глядя на Горшенина, осекся. Боцманмат кивал с таким видом, словно каждое слово геолога подтверждало его тайные страхи.
– Так что я бы просил вас не распространяться о моей находке, – заключил Обручев.
– Ну что ж, – проговорил зоолог после неловкой паузы. – Нас двадцать человек в неведомом краю. Наш корабль вернется неизвестно когда. Старший офицер ранен диким зверем и лежит без сознания. Вокруг лагеря рыщут твари, способные выдержать две-три пули в живот и после этого убить человека одним ударом лапы. Под нами спящий вулкан, способный проснуться в любую минуту. Матросы могут разбежаться, стоит им прослышать, что в соседнем ручье можно горстями собирать драгоценные камни. В конце концов, что еще может случиться?
