И сквозь прозрачный, просвеченный полуденным солнцем лес шествовали, покачиваясь на ходу, бесчисленные титаны.
Динозавровая фауна Земли Толля сходна с уже многократно упомянутой пачкой Массентачит, а там одновременно и в одном и том же ландшафте обитали: три или четыре вида нодозавров (Sauropelta, Animantarx, Peloroplites и, кажется, Cedarpelta), протогадрозавр Eolambia caroljonesa, некий игуанодонтид, авторами замененный ясности ради на тенонтозавра, гипсилофодонт Zephyrosaurus, завропод Abydosaurus, некие, только по зубам известные, разновидности пахицефалозавров, примитивных цератопсов и мелких завропод – и все это только травоядные! На самом деле ничего экстраординарного в подобном биологическом разнообразии нет: это становится ясно, стоит окинуть непредвзятым взглядом фауну заповедника Серенгети. Можно даже предположить, что оно было куда большим. Мы еще очень и очень многого не знаем о палеоэкологии мезозоя.
Он даже не выглядел особо необычным – лежавшая на узкой песчаной косе зеленая рептилия напоминала азиатского крокодила-гавиала.
Это существо немецкая экспедиция могла бы и не встретить, если бы авторам не захотелось упомянуть о его сородичах в бестиарии: из них получится хороший пример.
Доцент Беренс сильно преувеличил, говоря, что подстреленное животное с трудом можно отнести к рептилиям. Наоборот: с точки зрения систематики оно расположено близ самого корня эволюционного дерева диапсид – группы, объединяющей динозавров/ птиц, крокодилов, ящериц/змей и еще несколько вымерших групп, в том числе ихтиозавров, плезиозавров и птерозавров. Проще сказать, какие рептилии не относятся к диапсидам: это звероящеры, предки млекопитающих, и, как ни странно, черепахи, хотя некоторые палеонтологи считают черепах сильно измененными диапсидами. (Классификация эта связана с устройством черепа: у диапсид в нем имеются два отверстия и две скуловых дуги, у синапсид – млекопитающих, в том числе нас с вами, и их предков – одно отверстие и одна скуловая дуга, а у анапсид-черепах таких отверстий нет вовсе, их череп – просто массивная костяная коробка.)
Мезозойский псевдогавиал, с которым столкнулась немецкая экспедиция, в действительности принадлежит к отряду Choristodera. Систематики не до конца определились, куда его приткнуть: то ли хористодеры ближе к очень примитивным ящерицам, то ли к еще более примитивным архозаврам. В последнее время вторая точка зрения доминирует. Слово «примитивный» тут следует понимать исключительно в смысле систематики: хористодеры появились в триасском периоде и вымерли окончательно лишь в начале миоцена, пережив динозавров на многие миллионы лет.
Все хористодеры – водные животные. Они не дали гигантских форм, подобно плезиозаврам или крокодилам: самый крупный их вид едва достигал в длину трех метров. Однако они были отлично приспособлены к водной среде, прекрасно плавали, могли выползать на берег, а главное – жили по преимуществу в пресной воде, занимая нишу речных и озерных хищников. Внешне они напоминали маленьких крокодильчиков, а хампсозавры, с одним из которых столкнулись исследователи, – скорее гавиалов, с их вытянутыми челюстями, предназначенными для того, чтобы резким боковым движением ухватить скользкую рыбу. Крокодилы способны в броске вперед преодолеть полторы длины своего тела; хампсозаврам строение конечностей не позволяло проделывать такие трюки, и засадными охотниками они не стали, зато рыбная ловля была в пределах их возможностей.
Здесь следует вспомнить слово «конвергенция». На протяжении геологической истории несколько лишь отдаленно родственных групп рептилий в ходе эволюции приобретали поразительно схожую внешность и, что еще интереснее, схожие черты строения. Внешне хампсозавров можно принять за небольших гавиалов (или фитозавров, триасовых архозавров неясной принадлежности), хотя специалист сразу же найдет различия: у хампсозавров отсутствуют костяные щитки на коже, ноздри соединились в дыхало на конце морды, череп имеет своеобразную форму, чтобы дать место для крепления мощных челюстных мышц… В конечном итоге функция определяет форму.
И еще одно умное слово следует упомянуть, говоря о хористодерах. Слово это – «таксон-лазарь». Считалось, что эта группа рептилий появилась в середине юрского периода, благополучно пережила вымирание на границе мезозоя и кайнозоя и в эоцене тихо угасла. Потом в триасовых отложениях свиты Вестбери в Англии обнаружили остатки мелкой водной рептилии Pachystropheus rhaeticus, и с ней начало истории хористодер отодвинулось в прошлое на 45 млн лет. А еще позднее в раннемиоценовых отложениях Франции и Чехии нашелся крохотный – всего четыре с половиной сантиметра – череп последней из хористодер: лазарусзуха. И оказалось, что на протяжении 20 млн лет маленькие, хрупкие хористодеры существовали, не оставляя по себе никаких следов в геологической летописи. Хуже того: лазарусзух ближе к самым примитивным представителям группы, чем к хорошо известным меловым и палеоценовым видам, так что его невидимое генеалогическое древо растет от самых корней, откуда-то из триаса – а мы понятия не имеем, какие плоды оно давало и как выглядело. Время стерло все.
Таких видов довольно много. Раньше их называли «живыми ископаемыми», но к хористодерам, например, неприменимо слово «живой», поэтому теперь их политкорректно именуют лазарями. Про целаканта слышали все, но многие ли знают о крошечном моллюске неопилине, чей класс неоплакофор просуществовал невидимым 380 млн лет? Между эпохой динозавров и нашим временем нет никаких ископаемых свидетельств существованию метасеквойи. 11 млн лет назад должны были вымереть лаосская скальная крыса и чилийский опоссум монито-дель-монте. Колпачный дуб, воллемия, муравей грациллидрис, горный карликовый поссум – все они напоминают нам, что геологическая летопись неполна. Она может сообщить нам о том, что было, но не стоит полагаться лишь на нее, определяя, чего не было и не могло быть.
Вместе с порывом холодного ветра в палатку просочилось мохнатое жирное тельце размером не больше крупной крысы, расчерченное по-бурундучьи яркими полосками.
По мере того как экспедиция сталкивается со все более и более мелкими созданиями, авторам приходится все активней и активней использовать фантазию. Существо, заползшее в палатку к Злобину, вымышлено, однако не целиком. Его предполагаемые родственники населяли Северную Америку на протяжении с середины юрского периода до середины мелового, и последние известные их остатки (Sibirotherium) датируются альбской эпохой.
Речь идет о докодонтах. Это еще одна группа протомлекопитающих, известных нам большей частью по зубам. Почти все известные нам докодонты – ночные насекомоядные. Однако к этой группе относится интереснейшее юрское ископаемое Castorocauda lutrasimilis – «боброхвост выдровидный», – демонстрирующее высокую степень приспособления к полуводному образу жизни подобно современным утконосам. То, что у животного отсутствуют наружные уши, весьма показательно: эволюция челюстного сустава и внутреннего уха у протомлекопитающих шла таким образом, что уши торчали бы у несчастной зверюшки прямо на челюсти.
Ядовитые шпоры на задних лапах животного тоже не вполне выдумка. Эту деталь анатомии авторы позаимствовали у утконоса, вместе с механизмом действия яда. Кажется странным, что млекопитающее способно вырабатывать яд, но в действительности это не самая редкая черта: ядовиты не только утконосы, но также землеройки-куторы, щелезубы и даже обыкновенные кроты. Следы ядоносных протоков находят на зубах ископаемых животных, а на задних лапах докодонта Castorocauda имелись шпоры, очень похожие на шпоры самцов утконоса. (Такие же имелись у симметродонта Zhangheotherium, и можно предполагать, что эта черта была общей для многих протомлекопитающих.)
